Описание картины федора васильева «возвращение стада»

Последний пейзаж в жизни художника Федора Васильева

Крым, Ялта. Два года и два последних месяца в жизни художника Федора Васильева

Из письма И.Крамскому

Именно с Крымом у талантливого, но не такого, увы, известного в наши дни художника Федора Васильева были связаны последние годы его жизни. И хотя Южный Берег подарил ему множество сюжетов и пейзажей, а с ними и отрадных мгновений созерцания и творчества, но также и немало душевных и физических страданий, связанных с тяжелой и неизлечимой болезнью…

В середине июля 1871 года по настоятельному требованию врачей из-за открывшегося у него туберкулеза легких и горла совсем еще молодой художник приехал сюда лечиться. В минувшем феврале ему исполнился двадцать один год.

<\p>

Тем не менее за плечами этого юноши было уже несколько лет самостоятельного творчества, десятки удачных и ярких работ, а также признание его несомненного дарования.

На конкурсной выставке Императорского Общества поощрения художников в 1868 году за картину «Возвращение стада» Васильеву была присуждена первая премия по ландшафтной живописи, и, что было особенно важно для художника, его работу купил для своей галереи Павел Михайлович Третьяков, сразу заметивший талант юного пейзажиста.

Но настоящий успех и признание принесла Федору Васильеву его картина «Оттепель», написанная в 1871 году и также получившая первую премию (тоже приобретенная Третьяковым). А затем художник сделал с нее копию по заказу царского двора.

Наряду с картиной Саврасова «Грачи прилетели», написанной в том же году, васильевская «Оттепель», несомненно, внесла в русскую пейзажную живопись новую и совершенно особую интонацию – глубокую поэтически и одновременно окрашенную социальным переживанием.

На Всемирной выставке в Лондоне она получила блестящие отзывы.

Всего шесть лет было отпущено судьбой Федору Васильеву на полноценную творческую жизнь, но он успел сделать за этот очень короткий срок столько, сколько не успевают сделать иные художники за долгие годы своего труда.

Его феноменальная одаренность проявлялась буквально во всем – в быстроте и легкости, с которыми перенимались им профессиональные навыки, в накоплении знаний из самых разных областей.

А уж намерений, планов и надежд у молодого живописца было безгранично много! И вдруг эта болезнь… Васильев вынужден из столицы уехать в теплые края: сначала в Харьковскую губернию, а оттуда – в Крым.

Он рассчитывал, что, подлечившись, самое большее к лету следующего,1872 года, сможет вновь вернуться в родные места. И, конечно, никак не предполагал, что его такой короткой жизни будет суждено окончиться там, в Ялте.

Этот маленький солнечный городок принимал в те поры уже многих больных и вообще становился довольно известным курортом. Тем более что уже с десяток лет в соседнюю Ливадию на летний отдых приезжала императорская семья, а весь двор устремлялся за ней.

Так что, прибыв в этот «крымский Неаполь», художник оказался свидетелем грандиозного строительства дорогих домов, гостиниц, дач. С большой иронией он писал своему другу Ивану Крамскому в Петербург о ялтинском градостроительном буме: «Ялта разрушила все авторитеты, и Америка перед ней – ничто, нуль.

Вся изрыта, вся завалена камнями, лесом, известью; дома растут в неделю, да какие дома! Меньше трех этажей и дешевле 50тыс. – ни одного; гостиниц строится столько, что скоро все жители Ялты и все приезжие пойдут только для прислуги, да и то, говорят, мало будет. Нет, не могу!».

Сам же Васильев, весьма ограниченный в средствах (ежемесячное пособие от Общества поощрения художников составляло не так много — 100 рублей), нанимал весьма скромное жилье, к тому же мало приспособленное для работы.

Ему несколько раз приходилось менять квартиры. Одно время он жил в доме Бейкман, затем на даче Цабель. Позже, уже незадолго до смерти, — в доме К.Ф. фон Мекка, крупного инженера, известного строителя железных дорог.

Важно было, чтобы квартира не только отвечала состоянию его здоровья, но чтобы в ней возможно было устроить хотя бы небольшую мастерскую с хорошим освещением. С горечью в одном из писем он сетовал, что «причудливые световые рефлексы из окна», падающие на картину, делают ее похожей «на сторублевую ассигнацию».

Эти неудобства, естественно, приносили огорчения и раздражали, но самым тягостным для живописца было отсутствие в Ялте так необходимой ему «художнической среды»… Эта невозможность общения с кругом профессиональных живописцев очень угнетала Федора Васильева.

Для него всегда было важно мнение коллег, и теперь, оставшись единственным критиком своих полотен, художник буквально изводился и изнемогал в собственном замкнутом круге.

С обывателями же Федор Александрович даже не стремился сходиться: ему было крайне скучно от их обычных пересудов и сплетен маленького городка. Единственным верным спасением от «всего ялтинского яда» была работа, в которую он погружался полностью (когда болезнь не так досаждала ему).

А еще с непривычной ялтинской жизнью примиряла художника природа – «вечно прекрасная, вечно юная и – холодная». Отчего же холодная? Душа и память его бережно хранили образы природы средней полосы России, милой его сердцу Родины. А южная — казалась ему хотя и прекрасной, но несколько отстраненной, слишком яркой и все же чужой.

Но когда он начал писать крымские виды, то стал стремиться передать в них, прежде всего сложные цветовые соотношения, тонко чувствуя, что именно через них сможет выразить особую красоту и душу пейзажа. «Вечер в Крыму», «Крымские горы зимой», «В Крыму после дождя» — вот первые его сюжеты.

Не экзотику юга, а благородное величие крымской природы сумел отразить талантливый и самобытный живописец. Он писал Крамскому: «Я помню моменты, когда я весь превращался в молитву, в восторг и в какое-то тихое и отрадное чувство примирения со всем, со всем на свете.

Я ни от кого и ни от чего не получал такого святого чувства, такого полного удовлетворения, как от этой холодной природы».

Но что, несомненно, поразило и приворожило художника, так это море… Прежде всего, могучей красотой, бесконечностью пространства и движения, но еще и все время и неуловимо меняющимся цветом с тысячью оттенков.

Удивительно, но «взаимоотношения» с морской стихией у него складывались такие же, как и у Айвазовского, который, как известно, никогда не писал море с натуры, а только по чувствам и памяти, уже в мастерской. Постоянная переменчивость моря делала работу с натуры для Васильева также невозможной – он сам писал об этом.

Хотя сразу по приезде в Ялту художник и взялся за большую картину «Прибой волн», для которой была сделана масса прекрасных живописных этюдов и десятки живых рисунков, но все равно картина так и не была доведена до конца…

Не менее, чем море, пленила художника другая природная красота Крыма – горы.

Эти сильные и эмоциональные слова снова из его письма: «Если написать картину, состоящую из одного этого голубого воздуха и гор без единого облачка, и передать это так, как оно в природе, то я уверен, преступный замысел человека, смотрящего на эту картину, полную благодати, бесконечного торжества и чистоты природы, будет отложен и покажется во всей своей наготе».

Последним крымским пейзажем в жизни Федора Васильева было его картина «В крымских горах»… Световое восхождение от темного к светлому — от дороги с движущейся арбой к поднимающемуся горному склону, а затем и стволам и вершинам сосен и, наконец, к освещенному небу, выполнено мастером так просто и гениально, что работа эта, посланная на очередной конкурс Общества поощрения художников, получила первую премию.

Повседневное общение Федора Александровича состояло из матушки Ольги Емельяновны и младшего брата Романа, которые приехали в Крым с ним вместе. В брате своем Федор что называется, души не чаял – крепко и нежно любил. Разница в возрасте у них была 12 лет.

Уже в Ялте Роману исполнилось десять, и Васильев-старший был серьезно озабочен его образованием, так как поступление в гимназию все откладывалось из-за невозможности отправить брата в Петербург.

Близким человеком их небольшой семье был Платон Александрович Клеопин, управляющий имением Мордвиновых близ Ялты, большой любитель живописи и добрейший человек. Он принимал душевное участие в судьбе молодого художника и не раз в трудные минуты выручал его деньгами.

А финансовые дела Васильева были действительно крайне сложны, ведь кроме денег на лечение, нужно было содержать и себя, и своих близких.

Не раз он вынужден был прибегать к помощи Третьякова. «Положение мое самое тяжелое, самое безвыходное, — писал он в Москву вскоре по приезде в Ялту в 1871 году. – Я один в чужом городе, без денег и больной. Мне необходимо 700 рублей».

Откликаясь на эту отчаянную просьбу и немедленно выслав денег, Третьяков одновременно пишет полное сочувствия и сердечности письмо: «Очень грустно, любезнейший мой Федор Александрович, что Вы так расхворались, но главное – прежде всего спокойствие и осторожность… Будьте здоровы, любезный друг, мужайтесь! Кто смолоду похворает, под старость крепче бывает!.. Ваш преданный П.Третьяков». Кроме того, Павел Михайлович вместе с женой Верой Николаевной в сентябре 1872 года специально приезжал в Ялту, чтобы навестить больного художника. Чувствуя себя обязанным Третьякову за его внимание и отзывчивость, Васильев принял решение предоставить возможность Павлу Михайловичу первому выбирать картины, которые он пожелает приобрести для своей коллекции. Третьяков еще не раз высылал в Ялту деньги и общая их сумма, в конце концов, даже превысила стоимость приобретенных картин. Поэтому часть работ с уже посмертной выставки художника также поступила в галерею Третьякова в счет долга.

Конечно, были изредка и другие встречи, которыми Васильев очень дорожил, с братьями-художниками: Михаилом Боткиным, Константином Филипповым, Иваном Айвазовским. Но настоящий праздник принес ему приезд в сентябре 1871 года самого большого и сердечного его друга – Ивана Николаевича Крамского.

Вместе они подолгу гуляли у моря, ходили в горы и, конечно же, вели нескончаемые разговоры об искусстве и творчестве. Разница в шестнадцать лет нисколько не мешала их дружбе. Сохранилось целых 63 письма их переписки – целый том! И он свидетельствует не только о дружбе, но и полном взаимопонимании двух художников.

В знак этой дружбы и с большой любовью Иваном Крамским был написан портрет его доброго и юного друга.

Федор Васильев умер 24 сентября 1873 года в Ялте, прожив в ней свои последние два года и два месяца. Его похоронили на Иоанно-Златоустовском кладбище. Об этой тяжелой потере Крамской писал Стасову и Репину: «Русская школа потеряла в нем гениального художника.

Мир его праху, и да будет память его светла, как он того заслуживает, Милый мальчик, хороший, мы не вполне узнали, что он носил в себе, и некоторые хорошие песни он унес с собой – вероятно».

А спустя шесть лет после смерти Федора Васильева, его первый и главный учитель Иван Шишкин поставил на могиле памятник с высеченными словами: «Щедро он был одарен и могучим, и дивным талантом. Чудною силою чувства и красок владел он в искусстве.

Полною жизнью дышит природа в созданиях его вдохновенья. Быстро развившись, мгновенно он вспыхнул блестящей звездою, но блеск ее яркий в искусстве остался навеки»…

Фотографии: agniart.ru, museum-online.ru, picture.art-catalog.ru

Вам также будет интересно

Источник: http://www.perekop.info/fedor-vasilyev-in-crimea/

Что можно успеть за 23 года жизни? Судьба Федора Васильева

Федор родился 22 февраля 1850 года в небольшом городке Гатчина под Петербургом в семье мелкого чиновника Александра Васильева. Точнее, он был внебрачным сыном, так как в то время его родители еще не обвенчались. Вскоре семья перебралась в столицу, но жизнь её от этого лучше не стала.

Отец часто пил, а деньги, которые не успевал пропить, проигрывал в карты. Чтобы как-то поддержать семью двенадцатилетний Федор пошел работать на почтамт, а затем устроился помощником писца в Адмиралтейство. Он страстно любил рисовать, но времени для любимого занятия катастрофически не хватало.

В 1865 году окончательно спившийся отец умер, и в 15 лет Федор стал главным кормильцем семьи: матери, старшей сестры и двух младших братьев.

Чтобы быть ближе к любимому делу, Васильев устроился учеником реставратора в Академию художеств, а по вечерам стал заниматься в Рисовальной школе Общества поощрения художеств. Одаренный ученик быстро обратил на себя внимание художников.

Юношу взял под свою опеку уже известный пейзажист Иван Шишкин, незадолго до этого вернувшийся из заграничной пенсионной поездки.

Летом 1867 года Шишкин пригласил Васильева в поездку на Валаам писать этюды. Работа рядом с опытным мастером много дала Федору, но, как ни странно, он тоже оказал какое-то влияние на своего старшего друга, вскоре женившегося на его сестре.

Искусствоведы считают, что именно под воздействием Васильева живопись Шишкина стала немного лиричнее. От того периода сохранилась небольшая картина Шишкина, на которой кладбищенский пейзаж на Валааме «оживляет» сидящий на траве Васильев.

Федору удивительно везло на хороших людей. Его покровителем стал известный меценат граф Павел Сергеевич Строганов, купивший одну из вааламских картин начинающего художника. Он стал приглашать Федора в свои имения в Харьковской и Тамбовской губерниях, где освобожденный от забот о хлебе насущном живописец мог самозабвенно отдаваться творчеству.

Немаловажно, что у Строганова он мог общаться с элитой российского общества, впитывая светский лоск и манеры поведения. Друзья художники даже иногда в шутку называли его «графом», хотя чаще величали «гениальным мальчиком».

А строгановские гости стали покупать у молодого художника картины, что было очень кстати, ведь на иждивении Федора оставались мать и братья.

В этот период тон в русской живописи задавала знаменитая «Артель художников» Ивана Николаевича Крамского, который был преподавателем Васильева. Естественно, что вскоре молодой художник тоже влился в артель.

Любопытно, что среди живописцев с академическим образованием он не выглядел дилетантом. Позднее Илья Репин вспоминал: «К этому счастливцу всех тянуло, и сам он зорко и быстро схватывал все явления кругом».

С удивлением наблюдали опытные художники за стремительным профессиональным ростом молодого собрата.

Уже в 1868 году Васильев представил на выставку работы «Возвращение стада», «Деревенская улица», «После грозы», которые продемонстрировали, что в России появился новый пейзажист-лирик, тонко чувствующий природу и умеющий передавать в своих работах прелесть родного русского пейзажа.

Лето следующего года Васильев провел с Репиным на Волге. Великая русская река и необъятные просторы центральной России покорили художника. Он с упоением пишет, стараясь передать в эскизах и рисунках не просто красоту природы, а её изменчивость и настроение. Итогом этой поездки стало несколько картин, но наибольший восторг товарищей по профессии и зрителей вызывала «Вид на Волге. Барки».

Картина буквально обволакивает зрителей полуденным покоем, одновременно передавая раздолье мощной реки, покорившейся человеку, вынужденному тяжелым бурлацким трудом зарабатывать свой хлеб. Все отмечали удивительное мастерство, с которым художник изобразил небо, занимающее более половины полотна. «Он открыл нам небо», — написал впоследствии о творчестве Васильева известный художник Николай Ге.

В 1871 году Васильев пишет удивительную картину «Оттепель». Современники отмечали, что можно пересказать словами все, что изображено на полотне, но передать словами его своеобразное очарование — невозможно. Картину купил для своей галереи П. М. Третьяков. Общество поощрения художеств присудило картине первую премию.

Любопытно, что вторую премию получил за «Печорский монастырь» Саврасов, бывший уже признанным пейзажистом. Великий князь Александр Александрович (вскоре он станет императором Александром III) заказал художнику повтор этого полотна.

На следующий год в Лондоне «Оттепель» была представлена на Всемирной выставке, получив премию и восторженные отзывы в прессе.

К этому времени Васильев уже был серьезно болен, врачи нашли у него прогрессирующий туберкулез. Требовалось срочное лечение и смена климата. Общество поощрения художеств выделило ему деньги для поездки в Крым, но сначала Васильев поехал в харьковское имение графа Строганова.

Возможно, именно в тот приезд на Украину он увидел где-то на тихой речке старую мельницу. Позднее уже в Крыму он напишет одну из самых поэтичных своих картин «Заброшенная мельница». В ней есть что-то сказочное.

Кажется, что по ночам к этому заросшему камышом и осокой берегу приплывают русалки, а в зарослях ивняка живет леший.

На Украине Васильев оставался недолго, по настоянию врачей он переехал в Крым. Буйная южная природа не произвела на него впечатления. Он тоскует по бескрайним русским полям и трепещущим на ветру березам. «Тоскую по России и не верю Крыму», — жалуется он в письме Крамскому.

В Крыму Васильева навестил Айвазовский, бывший в тот период на вершине славы. Мэтр с интересом рассматривал картины и эскизы Федора, делился опытом изображения моря и южной природы. Но южная яркая природа не вдохновляет художника, он пишет картины по старым эскизам и зарисовкам.

Здесь родилась одна из лучших его картин «Мокрый луг». За неё Общество поощрения художеств присудило ему премию.

Произошло и еще одно важное событие, Академия художеств заочно присудила Васильеву, который не сдавал экзамены за академический курс, звание «классного художника первой степени».

Это звание позволяло баллотироваться на официальные должности, а при поступлении на государственную службу получить чин 12 класса.

Постепенно художник привыкает к местной природе и начинает её писать, но жизненный путь Васильева уже заканчивается. Его последней большой работой стала картина «В крымских горах».

6 октября 1873 года Федор Александрович Васильев умер. Друзья художника устроили его посмертную выставку. Удивительно, но все выставленные на ней работы, включая эскизы и зарисовки, были раскуплены еще до её официального открытия. Только Павел Третьяков приобрел для своей галереи сразу 18 картин.

Он прожил короткую, но прекрасную творческую жизнь. «Ему суждено было внести в русский пейзаж то, что последнему недоставало и недостает: поэзию при натуральности исполнения», — написал о нем Крамской. Лучше, пожалуй, не скажешь.

Источник: https://ShkolaZhizni.ru/biographies/articles/17896/

Федор Васильев — Художественная культура в публикациях Александра Даниловича Алехина

Золотые отблески вечерней зари коснулись мокрых вершин высоких деревьев, отразились в лужах и погасли в зарослях кустарника и рытвинах. Впереди ночь, сумрачная, сырая, а деревенским лошаденкам еще надо успеть дотащить по непролазной грязи воз с сеном.

Великолепно написано небо, пронизанное прощальным вечерним светом — мягким, придающим пейзажу воздушность и цельность. Композиционно картина решена безупречно.

Ее организующее начало — группа деревьев; дорога, идущая по диагонали, ведет наш взгляд к повозке, что движется навстречу. Хотя до сидящих на сене крестьян не близко, фигура одного из них четко видна на фоне неба.

Типично русский пейзаж,
полный обаяния, неизъяснимого тепла.

Автор картины «После дождя» Федор Васильев в тринадцать лет рисовал слабо. В семнадцать — владел карандашом и кистью не по годам профессионально.

Талант проявился не слишком рано, но развивался стремительно. Его творческой жизни отмерено было только пять лет.

В двадцать три года он окончил свой путь гениальным пейзажистом, оставив несколько шедевров, множество несравненных картин, этюдов, рисунков.

Васильев родился 10 февраля 1850 года. Детство прошло в Петербурге, в бедной семье мелкого чиновника. Выискивая жилье подешевле, часто переезжали с квартиры на квартиру. Долгими зимними вечерами нередко сидели в темноте — не на что было купить свечей.

Еще мальчиком Федор начинает работать за три рубля в месяц. А когда умер отец, все заботы окончательно легли на его плечи — это укрепило природное чувство ответственности, сознание долга, трудолюбие. В характере, наклонностях, поступках мальчика рано проявились черты будущего духовного облика — настойчивость, обостренное чувство достоинства, тонкий интеллект, деликатность.

В 1863 году, оставив должность писца в Адмиралтействе, Федор нанялся в услужение к реставратору картин при Академии художеств П. К. Соколову. Петр Кириллович близко знал выдающихся художников. В жизни Васильева начался серьезный поворот в сторону искусства.

В том же году подросток поступил в вечернюю рисовальную школу Общества поощрения художников, где учились одаренные молодые люди разных возрастов, не имевшие подготовки для поступления в Академию.

Среди именитых преподавателей школы особое место принадлежало Крамскому. Его воскресные занятия проходили в классах, до отказа заполненных учениками — так велик был авторитет Ивана Николаевича. Глубокая принципиальность во всех вопросах художественной жизни, широкая образованность этого человека навсегда покорили Васильева.

Душа Федора остро отзывалась на все открытое, чистое, гармоничное, что прежде всего присуще природе. Даже в его ранних жанровых учебных работах пейзаж присутствует обычно в качестве фона, он более впечатляет, нежели изображенная сценка.

Рисунок 1866 года «Зимняя ночь» обладает многими качествами, которые получат дальнейшее развитие: романтическое, взволнованное восприятие природы, искреннее восхищение ею, дар обнаруживать в самом обычном ландшафте нечто захватывающее, неповторимое.

Ученические работы Федора год от года становятся совершеннее, все ярче в них проглядывает творческая индивидуальность. Посмотрите на полотно семнадцати летнего юноши «После дождя».

Промытая ливнем петербургская улица. Чистый влажный воздух. Золотистая дымка, окутавшая дальние постройки. Какой-то чиновник в цилиндре и с портфелем под мышкой осторожно перебирается через лужи. Извозчичья пролетка с понурым кучером, рабочий в строительной люльке, фигуры пешеходов… Все естественно, жизненно, непосредственно. Прекрасно передана свежесть мягкого летнего вечера.

При всей незрелости произведения, некоторой робости и наивности оно покоряет свежестью художественного видения, звонкостью колорита, безукоризненно переданным световым состоянием.

Юноша показал себя тонким лириком, наделенным способностями к пленэрной живописи.

С окончанием школы в 1867 году завершилась систематическая учеба Васильева. Таким образом, по нынешним меркам он имел лишь среднее художественное образование.

Федор рисовал и писал без устали. Изучал природу. В этом изучении помог Иван Иванович Шишкин, ставший в то время близким человеком в семье Васильевых.

Вместе они отправились на остров Валаам — излюбленное место работы многих учеников Академии художеств. Рисуя бок о бок с Шишкиным, Федор постигал много нового для себя. Лето оказалось плодотворным: рисунок стал уверенней, точней.

Он накопил огромный запас впечатлений, знаний, образов, которые своеобразно использовал в дальнейшей творческой работе.

Поначалу Васильев испытал влияние русских, а также французских пейзажистов — прежде всего барбизонцев — и немецких, относящихся к дюссельдорфской школе живописи.

Особенно сильно его увлекли последние, снискавшие известность в кругах «высокопоставленной» русской публики, как пейзажисты изощренного поэтического чувства.

Однако Васильев вскоре разглядел, насколько мало общего в их работах с истинной поэзией и искренним чувством и как много заученной манеры и внешних эффектов, и пришел к выводу, что ни один из самых модных западных пейзажистов «перед натурой ни к черту не годится».

Он дивно изображал небо, то синее, со спокойными облачками, то затянутое волокнистой пеленой, то почти черное от зловещей тучи. А как трепетно, воздушно написал Федор бурное, неистовое небо в картине «Возвращение стада»! Недаром за это полотно получил первую премию — тысячу рублей на конкурсе Общества поощрения художников.

В восемнадцать лет юноша стал признанным художником. И хотя в его работах нет-нет да и заметно еще подражание тем или иным живописцам, можно смело сказать, что появился новый самобытный мастер. Картины Васильева покупают нарасхват, однако успех не вскружил голову — слишком любил он родную природу, слишком крепко был привязан к семье русских художников-патриотов.

Большую роль сыграл в формировании Васильева как человека и художника И. Н. Крамской. Иван Николаевич принял в духовном и творческом развитии юноши самое деятельное, сердечное участие.

Помогал ему не одними советами — дал возможность работать вместе с ним в мастерской. Их дружба была глубокой и прочной, искренней и честной.

Сдержанный по натуре Крамской признавался молодому человеку: «Жизнь моя не была бы такая богатая, гордость моя не была бы так основательна, если бы я не встретился с Вами в жизни…

Вы — точно часть меня самого, и часть очень дорогая, Ваше развитие — мое развитие. Ваша жизнь — отзывается в моей…»

…Волга — символ России. Вот к этой великой реке и направились в 1870 году Илья Репин, Федор Васильев и еще двое их друзей.

Хотя Илья Ефимович был на шесть лет старше Федора, он с удовольствием и пользой для себя советовался с ним, находя в его суждениях «какой-то особый вес».

Репин писал в своей книге «Далекое близкое»: «Не прошло и недели, как мы взапуски, рабски подражали Васильеву и до обожания верили ему. Этот живой блестящий пример исключал всякие споры и не допускал рассуждений; он был для всех нас превосходным учителем».

На глазах товарищей-спутников ярко раскрылась удивительная натура Федора, его способность безотчетно отдаваться новым впечатлениям: «Он поражал нас на каждой мало-мальски интересной остановке.

В продолжение десяти минут, если пароход стоял, его тонко заостренный карандаш с быстротой машинной швейной иглы черкал по маленькому листику его карманного альбомчика и обрисовывал верно и впечатлительно целую картину крутого берега с покривившимися над кручей домиками, заборчиками, чахлыми деревцами и остроконечными колокольнями вдали… Все ловит магический карандаш Васильева: и фигурку на ходу, и лошадку на бегу, до самой команды парохода: «Отдай чалку!»

Особенно удивляла Репина мгновенность творческой реакции Васильева на все окружающее, процесс его работы, порождаемый исключительной впечатлительностью и романтической восторженностью.

В 1871 году Васильев создает знаменитую «Оттепель», которая стала своего рода рубежом перед завершающим периодом его творчества. Не будем анализировать это хрестоматийное произведение, многим знакомое по многочисленным репродукциям. Отметим лишь, что в «Оттепели» художник опоэтизировал простоту сельской природы.

Столь невзрачный, грустный пейзаж, да еще в пору жестокой распутицы, когда небо будто чугунное, а снег пропитался водой и грязью, когда кривые почерневшие избы кажутся непригодными для жилья, а одинокие путники — бездомными, вряд ли мог прийтись по вкусу поклонникам рафинированных ландшафтов.

Вместе с тем, сколько в этой картине заключено глубины и силы возвышенных чувств, готовых раскрыться любому, кто в нее всмотрится.

Работая над «Оттепелью», Васильев много и подолгу изучал зимнюю природу. По-видимому, это и послужило причиной его простуды, приведшей к развитию неизлечимой болезни. Появились зловещие признаки туберкулеза, и художнику пришлось перебраться в Крым, в Ялту.

Там он постоянно тосковал по родному северу, по русским долинам, лесам, пригоркам, проселочным дорогам: «Как перейдешь к таким воспоминаниям, чудятся серые ивы над родным с камышами прудом, чудятся живыми, думающими существами… Если бы мне сию минуту перенестись в такое родное место, поцеловал бы землю и заплакал. Ей-Богу, так! Глубок, глубок смысл природы, если его понять кто может».

Художник утверждал, что без любви к природе невозможно полное счастье. Вот почему отводил пейзажному жанру ведущую роль в изобразительном искусстве и предъявлял высочайшие требования к тем, кто посвятил ему свое творчество. Ведь долг пейзажиста — помочь людям обрести это счастье, обогатить и возвысить человека.

В 1872 году он написал «Мокрый луг». Мотив удивительно прост: болотистая заводь с топкими берегами, по левую от нее сторону протянулся обрывистый косогор, справа, в глубине широкой низины — два развесистых дерева, вдали сквозь сизую дымку проглядывает полоса леса. На первом плане изображены с ботанической точностью растения средней полосы России.

Только что прошла мглистая грозовая туча, основательно промыв зелень, землю, воздух. Как легко дышится после летнего шквального ливня, как радуешься, предвкушая тот миг, когда ослепительное солнце отразится в мириадах капель на траве и листьях!

Торжественный, величественный пейзаж рождает ощущение молодой буйной силы. Общее впечатление от него И. Н. Крамской назвал грандиозным. Это не только обобщенный образ родной земли; это — порыв к свободе и счастью, трепетное признание Родине в любви. Внешне бедный мотив вобрал в себя все богатство высоких, благородных чувств, стал символом Отчизны.