«Бабы» Малявина
«Бабы» Малявина
«Этюд» г. Малявина, безусловно, господствует и в той зале, где он выставлен, и во всем ряде зал, где помещена выставка. Издали он светит как что-то яркое, определенное. А подойдя ближе, – вы не можете оторваться от него.
Это – «идея»!.. Три… не «крестьянки», не «русские», но именно «бабы» – до такой степени выразительны, что могут поспорить с известными «Богатырями» Васнецова, как символ «святоотечественного»…
Пожалуй, «Богатыри» есть столько же картина, как и удачная иллюстрация к «Рассказам из русской истории» Рождественского, Сиповского и пр. и пр. По крайней мере, всякий составитель такой книжки, увидав композицию Васнецова, наверно, подумал: «а мы этого давно медали».
Таким образом, знаменитые «Богатыри» уже слишком классичны, слишком уставны, слишком правильно и обще покрывают заученное представление о богатырстве и богатырях на Руси.
«Три бабы» Малявина выражают Русь не которого-нибудь века, а всех веков, – но выражают ее не картинно, для сложения «былины», а буднично, на улице, на дворе, у колодца, на базаре, где угодно.
Мазки кисти, когда вы подходите близко, представляются просто брошенными друг на друга кирпичами.
Да, но вот подите: эти кирпичи, более всего красные, уступающие часть поля – синему, дают впечатление необыкновенной первобытности и яркости, что и выражает «идею» их, – каковое слово шепчут невольно ваши губы перед картиною.
Художник, вероятно, и сам не обратил внимания, что его краски «трех баб» дают состав русского национального флага; а смотря картину и на бессознательный выбор художником этих красок, начинаешь думать, что красно-сине-белый флаг выбран нами во флаг неспроста, а тут – «кровь говорила»…
В самом деле, в картине Малявина наблюдаешь, до чего эти три краски должны были понравиться трем бабам, и они взяли их на сарафаны, понявы, головные платки.
Все остальное, кроме этих кирпичных цветов, которыми прилично разрисовать забор, а не человека, показалось бы запутанным, непонятным, ненужным и «декадентским», слишком мудреным и вычурным, этим трем бабам.
Три цвета нашего национального флага, без полутонов и оттенков, без ослабления, – есть столь же не начавшаяся живопись, как и одетые в них существа есть почти не начавшийся человек.
Нигде этнографизм, как ступень к истории и до истории, не выражен так. как на великолепном этом полотне. Да, Малявин нарисовал какую-то «географию», а не человека. Но прелесть картины и высокий (высочайший) талант художника сказался в том.
что на эту «географию» смотришь ненасытно, что она нравится и, наконец, нисколько не противна. «Искусство подражает природе», – тут познаешь глубину этого аристотелевского определения.
«Бабы» нравятся от того, что в них с волшебною точностью схвачены действительно три господствующие русские «географические» лица.
И от этих трех баб пойдет потом вся Русь, – родятся «Богатыри» Васнецова, как нечто позднейшее и благообразное. «Богатыри» перед «Бабами» – это уже чиновники, в мундире лат, шлема, все «по богатырской форме», – «как принято у богатырей». Да, талант истинный или истинно удачное произведение поражает и захватывает вас.
Средняя из баб – это та недалекость, односложность души, которой предстоит назавтра окончательно исчезнуть, истаять, перейдя просто в формы быта, в обычаи, в простоватые и глуповатые манеры излишне-континентальной страны, которая живет от всего человечества и от всякой цивилизации «за морем, за океаном, в тридевятом царстве». Баба эта смеется каким-то смехом, в котором нет ни вчера, ни завтра; смеется сейчас, – и в ответ на шутку, сейчас выслушанную. Вся она – минута, не в смысле торопливости, а – короткости. Глупость ее, безобразие ее, веселость ее – все делает из нее именно какую-то только морщинку на «лике человеческом», феномен без субстрата, который пройдет и ничего после себя не оставит, кроме общей аттестации этнографа или историка: «Русь жила прежде и теперь живет весело: с румянцем, со смехом, с присловьями и прибаутками, которые собирали Даль, Сахаров и Снегирев».
Психологична из баб только левая (для зрителя): это – декадентка будущего, лицо нервное, мечтательное, с возможностью песен и бурь, хотя совершенно деревенское… С такими бабами происходят «истории»: или муж ее не взлюбит и вгонит в могилу, или она его измучит непонятными мужику «вывертами». И род от нее, дети ее – пойдут нервные.
Вообще это – драма, без малейшей примеси комедии и водевиля. Прекрасное лицо, начало русской истории, в своем роде психологические «Рюрик, Синеус и Трувор», которые, придя в чужую землю, начали ею «владеть и править», и отсюда пошли события, начала плестись веревка развивающихся событий.
Перенося это на психологию и приурочивая к картине, скажем, что в левой фигуре дано «залетное» начало нашей истории, те неизвестно откуда берущиеся мечты, фантазии, чувства долга или ответственности, вообще драма и мука, – которые на заре истории скажутся мифом и образом «вещей птицы Гамаюна», выльются немного позднее в «Слове о Полку Игореве», сложат лучшие, заунывные народные песни, и, под конец выразятся музой Лермонтова и Чайковского. Вещее, поэтическое и красивое начало.
Самая замечательная из фигур, однако, правая, которая и сообщает настоящую знаменательность картине. Это она придала красный, огненный колорит ей, величину, яркость, незабываемость. Невозможно, ни один человек не скажет, что у нее есть «лицо»; во всяком салоне приходится сказать: «рыло».
Такого типа, такого точно сложения лица я точно видал у нашего простонародья, и именно у баб, именно небольшого же роста. Словом, срисованность этой фигуры г. Малявиным не подлежит сомнению. Он только хорошо подметил значительность этого типа, нашел, что это – не просто факт, а идея и фатум истории.
Бабу эту ничто не раздавит, а она собою все раздавит. Баба эта – Батый. От нее пошло, «уродилось», все грубое и жестокое на Руси, наглое и высокомерное. Вся «безжалостная Русь» пошла от нее.
Тут – и Аракчеев, тут – и «опричнина» Грозного, и все худое, что – как злые татарове после битвы на Калке, – взяв в полон христианские душеньки, уложит их живыми на землю, покроет досками и усядется на тех досках обедать, а под досками косточки в это время хрустят.
И долго я смотрел и думал над картиной. То приблизишься, то дальше отойдешь. «Ну, уж три грации»… И пришло же на ум распределителям картин поместить рядом «Ужин» г. Бакста.
Стильная декадентка fin de siècle, черно-белая, тонкая, как горностай, с таинственной улыбкой à la Джиоконда, кушает апельсины. «Велика Диана Ефесская» велика, а уж главное – разнообразна, думаешь, перебегая глазом от тех трех фигур к этой, рядом поставленной.
«И возможны же в истории такие перерождения, трансформации!! Да много ли лет между этою и этими фигурами прошло?»
– Тысяча лет, тысяча лет! – кивали из рам все четыре.
1903 г.
P. S. Через несколько лет после того, как я видел в 1903 г. эту картину, не оригинал «Баб», купленный для Венецианского национального Музея, а одно из повторений того основного и первого прототипа, – я видел на которой-то выставке, на которой – не упомню, подготовительные этюды г. Малявина к «Бабам». Они занимали одну или две стенки, и их было очень много, множество.
Тут я увидел глубокое терпение, до известной степени изнуренность, еще совершенно молоденького автора над действительно великою темою – представить, выразить и понять русское женское существо, как своеобразное и новое среди француженок, немок, итальянок, англичанок, римлянок, гречанок, грузинок… Нужно, конечно, было изучать и брать не «дам», а баб. Отсюда – сюжет и имя.
«Бабы» – это вечная суть русского, – как «чиновник», вообще, «купец» вообще же, как «боярин», «царь», «поп». Это – схема и прообраз, первоначальное и вечное. В теме и силе выполнения есть что-то Гоголевское, и его «Бабы» также никогда не выпадут из истории русской живописи, как «Мертвые души» никогда не исчезнут из истории русской литературы. По естественному ожиданию г.
Малявин после «Баб» должен был умолкнуть или умереть: ибо один сюжет, так страстно взявший душу, – и сюжет замечательный, большой и истинный, – вообще не оставляет места для «вереницы прочего» и «будущего». Есть «однолюбы», «одножены» и проч. Малявин, кажется, из них. По крайней мере, я ничего потом не слыхал о нем, и о нем ничего не говорят. И об этом не нужно сожалеть. Suum cuique…
И, в сущности, Малявин взял лучшую часть в своем «однолюбии» и односюжетности.
1913 г.
Источник: http://goodlib.net/book_193_chapter_13_%C2%ABBaby%C2%BB_Maljavina.html
Филипп Андреевич Малявин Девка: Описание произведения
Сложно определить точно, то ли Малявин увековечил и популяризовал во всем мире колоритный, манящий образ русской крестьянки, то ли малявинские бабы, ставшие уже именем нарицательным, обессмертили имя художника.
В любом случае, подавляющее большинство наиболее впечатляющих и известных картин Малявина импрессионистским образом фиксируют самую суть, чистую эссенцию сильных, а где-то и могучих, но прекрасных в своей ошеломляющей мощи женщин из народа.
В этом отношении Малявина традиционно считают последователем Цорна, который также много полотен посвящал любованию простой, дородной, первозданной красоте крестьянских девушек.
И если шведский коллега Малявина предпочитал писать их ню, выдвигая на первый план эротизм деревенских нимф, то малявинские бабы – монументы во плоти, подлинные иллюстрации к классическому некрасовскому определению про горящую избу и коня на скаку. Хотя и у него проскакивают пара-тройка обнаженных селянок (1, 2, 3). Но у Малявина их нагота – скорее естественная, необходимая составляющая сюжетов, бесконечно далекая от подчеркнутой чувственности цорновских наяд (1, 2, 3).
Размеры холстов для крестьянских портретов Малявин подбирал соответствующие: в среднем метр на полтора, а то и все два, как в данном случае. В течение какого-то времени он ищет композиционное решение, которое позволит в полной мере воплотить его благоговение и трепет перед сокрушительным темпераментом женщин из русских селений, и его фирменным ракурсом становится «взгляд снизу». Благодаря этой точке зрения крестьянки будто бы вырастают из нижней части холста, нависая над зрителем доминирующими, захватывающими дух величественными статуями (1, 2, 3).
Проработке нарядов своих моделей Малявин уделяет даже большее внимание, чем их лицам.
В 1895 году он в первый раз изображает крестьянскую девушку в красном одеянии, и с тех пор он пускает в ход все мыслимые оттенки этого цвета, ставшего его любимым, именным красочным выбором (1, 2).
Что довольно логично: в старославянском языке «красный» означало «красивый», и все самые лучшие, праздничные наряды крестьянок обязательно содержали какой-либо из его тонов.
Разумеется, позировать художнику они предпочитали в одеждах «на выход». Видимо, палитра красного, помимо всего прочего, предоставляла Малявину всю необходимую ему силу экспрессии.
Поэтому он часто использует его и для прорисовки заднего плана портретов, буквально заливая алым заревом все полотно. На этом фоне особенно четко контрастируют дробные, мозаичные мазки сарафанных узоров, где-то даже занося Малявина на территорию художника Климта (1, 2, 3).
Отменно поддается его кисти и шелковистый отлив одеяний в скупом отблеске свечи, озаряя холст мягким, деликатным сиянием.
Была в стиле работы Малявина еще одна черта, усиливающая его родство с заграничным коллегой-импрессионистом Цорном – небывалая скорость создания портретов с натуры. Подобно шведу, он умел выдавать готовое полотно практически за один сеанс, чем приводил в трепет свидетелей этого иллюзиона.
«Когда я приехал, то застал его в мастерской вместе с четырьмя или пятью бабами, разодетыми в цветные сарафаны. Бабы ходили по мастерской, а Малявин быстро зарисовывал их движения в огромный альбом, – вспоминает художник Грабарь.
– На мольберте у него стояла законченная большая картина, изображавшая баб, а у стен стояло еще несколько холстов, также с фигурами баб. Владея хорошо рисунком и чувствуя форму, Малявин позволял себе роскошь таких фокусов и трюков, на которые немногие способны.
Так, картина, которая стояла у него на мольберте – три толстолицых бабы, – была начата им без рисунка и без какой-нибудь наметки композиции, прямо красками по чистому холсту, притом с глаза одной из этих баб».
Речь идет об еще одной эффектной картине Малявина, посвященной излюбленным крестьянским музам.
Трехметровые «Три бабы», впервые представленные в Москве в 1901 году, вызвали шквал эмоций у достопочтенной публики, что на тот момент уже стало традиционной реакцией на малявинскую живопись в России.
Дерзкий размашистый мазок, цветовой вихрь завитков на фоновом плане, нетривиальность сюжета и композиции стали предметом ожесточенных дискуссий.
Картину ожидала участь, подобная судьбе первой скандальной работы Малявина – дипломного «Смеха», наведшего шороху во время выпуска художника из Академии Петербурга. Не будучи принятыми на родине, «Три бабы» долго оставались во владении автора, и в конце концов обрели заслуженный почет и покой в Национальном центре искусства и культуры Жоржа Помпиду в Париже.
Источник: https://artchive.ru/artists/151~Filipp_Andreevich_Maljavin/works/402831~Devka
Русский живописец малявин филипп андреевич (1869-1940) | сообщество любителей литературы
Автопортрет
Ф. А. Малявин родился в многодетной крестьянской семье. В шестнадцать лет юноша отправился в афонский православный монастырь Святого Пантелеймона и почти шесть лет был послушником, трудился в монастырской иконописной мастерской. В 1891 г. работы художника-самоучки увидел скульптор В. А. Беклемишев, побывавший на Афоне. Он пригласил Малявина в Петербург, поселил у себя. В 1892 г. бывший монастырский иконописец поступил вольнослушателем на живописное отделение АХ. После реформы АХ в 1894 г., когда там открылась мастерская И. Е. Репина, Малявин стал его учеником. Уже ранние работы Малявина — портреты крестьян («Крестьянская девушка с чулком», 1895; «Старуха», 1898) и соучеников художника по репинской мастерской (И. Э. Грабаря, К А Сомова, А П. Остроумовой) — принесли ему известность. Полотна молодого академиста приобретал для своей галереи П. М. Третьяков, о них писали газеты. Очень скоро художник начал выполнять и эффектные заказные портреты.
Настоящий фурор произвела картина Малявина «Смех» (1899). Написанная в качестве конкурсной работы, она изображала русских баб в красных одеждах на зеленом лугу. Необычайно яркий колорит, широкая, размашистая манера письма вызывали интерес и ожесточенные споры.
Совет профессоров АХ отверг эту картину, а звание художника Малявину было дано за серию портретов. Однако посланный в 1900 г. на Всемирную выставку в Париже «Смех» был удостоен золотой медали, а через год приобретен венецианским Музеем современного искусства.
В зарубежном собрании оказалось и следующее большое полотно художника — «Три бабы» (1901-02), его приобрел Люксембургский музей в Париже. 1900-е гг.
стали периодом расцвета таланта Малявина, в это время он создает свои лучшие работы: «Баба в желтом», «Девка» (обе 1903), «Две девки» (1910) и др.
Крестьянки в ярких красочных нарядах — главные персонажи произведений Малявина. К традиционной для русской живописи народной теме художник подошел по-своему, акцентируя мощное стихийное начало в женских образах, придавая им монументальность.
Смелая живопись Малявина с ее условными фонами, крупными фигурами, неглубоким пространством и необычайно звучным цветом — подчеркнуто декоративна. Но в начале XX в. ее нередко расценивали как своеобразный вызов. Картина «Вихрь», показанная в 1906 г.
на выставке объединения «Мир искусства», воспринималась современниками в непосредственной связи с революционными настроениями эпохи. Надо отметить, что в картинах Малявина впервые после древней иконописи зазвучал в полную силу красный цвет.
В 1900 г. Малявин приобрел усадьбу недалеко от Рязани и поселился там с семьей. В 1906 г. тридцатисемилетний художник, не имевший даже общего образования, был избран академиком и отправился в трехлетнюю заграничную поездку. Вернувшись на родину, Малявин вновь заставил говорить о себе. На выставке СРХ в январе 1911 г.
он показал большой «Семейный портрет», который критика единодушно признала художественной неудачей. С тех пор художник редко выставлял свои картины. Однако он продолжал интенсивно работать. Писал заказные портреты, много трудился в области станковой графики, выполняя в основном все те же портреты или изображения крестьянок.
Здесь особенно проявился его дар рисовальщика, превосходно владеющего живой и точной линией.
В 1918 г. Малявин с семьей поселился в Рязани, занимался преподаванием. В 1920 г. переехал в Москву, а в 1922-м выехал за границу для устройства там собственной выставки. Он поселился в Париже, где в галерее Шарпантье в 1924 г. с большим успехом прошла выставка его работ.
Живописные и графические произведения Малявина тех лет неизменно посвящены русской теме, нередко приобретающей гротескную трактовку. Обращается он и к пейзажу, пишет портреты. Наиболее известны его портреты балерины А. М. Балашовой (1924) и певицы Н. В. Плевицкой (1929). В 1930-х гг.
Малявин много занимался организацией собственных выставок в разных городах Европы.
Вторая мировая война застала художника в Брюсселе. Не знавший иностранных языков, Малявин был задержан оккупационными властями, обвинен в шпионаже, однако впоследствии отпущен. Семидесятилетний художник вынужден был пешком добираться до Ниццы, где в то время находился его дом. Вскоре Малявин скончался.
Филипп Малявин «Крестьянки» (1904)Холст, масло. 206 х 159 смГосударственный Русский музей, Санкт-Петербург, Россия
Крестьянки в ярких красочных нарядах — главные персонажи произведений Малявина.
К традиционной для русской живописи народной теме художник подошел по-своему, акцентируя мощное стихийное начало в женских образах, придавая им монументальность.
Смелая живопись Малявина с ее условными фонами, крупными фигурами, неглубоким пространством и необычайно звучным цветом — подчеркнуто декоративна.
Филипп Малявин «Три бабы» (1902)Холст, масло. 215 х 305 смНациональный музей современного искусства, Париж,Франция
Еще на выставке 36-ти, предваряющих выставки «Союза», в 1901 году в Москве, Малявин показал свое новое большое полотно «Три бабы», которые вызвало большую волну мнений.
Картина, по-прежнему, поражала необычностью содержания, экспрессией форм, смелой красочной гаммой. Если в картине «Смех» бабы изображались в поле, хотя пейзаж был написан весьма условно, то здесь они изображены на нейтральном фоне сами по себе, вне обыденной жизненной обстановки.
Очевидно, теперь он пытался достичь большей степени декоративизма и монументальности.
Филипп Малявин «Девка» (1903)Холст, масло. 206 х 115 смГосударственная Третьяковская галерея, Москва, Россия
Картина является одним из прообразов большего полотна «Вихрь», созданного в 1906 году. Народный образ Малявин подчеркнуто гиперболизирует. Точка зрения снизу придает фигуре модели конусообразное очертание.
Широкий колоколообразный сарафан покрыт сплошным цветочным узором в характерной для художника манере письма дробными широкими пятнами, уподобляющими изображение мозаике. Темна-синяя панева, накинутая на плечи, отделяет фигуру от фона, представляющего собой раскаленную огненную среду. Огненный вихрь раздувает платок.
Лицо написано в традиционной технике, не разрушающей объема. Запрокинувшись назад, прикрыв рот рукой «Девка» заходится в диком, разнузданном смехе. Такое непосредственное проявление эмоций впоследствии в развитии замысла сменяется большим композиционным динамизмом.
Уже в этом раннем полотне Малявин стремится выйти за рамки импрессионизма, достигнуть декоративного синтеза в соединении с цветовой экспрессией.
Филипп Малявин «Баба с ребенком» (1901)Холст, масло. 147 x 90 смСаратовский художественный музей имени А.Н.Радищева, Саратов, РоссияВ 1900 году он поселяется в окрестностях Рязани, где в обширной мастерской в течение нескольких лет создавал свои картины.
Видимо, именно там в 1901 году он пишет работу «Баба с ребенком», которая стоит в ряду многих его вещей, посвященных русским крестьянкам.Филипп Малявин «Крестьянка в красном платье» (1900-е)Холст, масло.
83 х 58 смНациональный художественный музей Республики Беларусь, Минск, Республика Беларусь
К лучшим работам Малявина принадлежит «Крестьянка в красном платье» — изображение хитрой и злой, немолодой женщины. В чертах ее лица, в косящем взгляде прищуренных глаз чувствуется что-то зверино-хищное.
Выразительность образа, сочетание оливкового тона лица с полыхающим красным цветом кофты, делают картину одной из самых экспрессивных в творчестве художника.
Источник: http://maxpark.com/community/5487/content/3057105
Описание картины Филиппа Малявина «Бабы». Малявин картины
Главная » Картины » Малявин картины
Филипп Андреевич Малявин (22 октября 1869, село Казанка Самарской губернии — 23 декабря 1940, Ницца) — русский художник, график. Начал осваивать азы живописи в афонском монастыре, откуда перекочевал в петербургскую Академию художеств под личное наставничество Ильи Репина. Писал главным образом портреты в манере, сочетающей черты импрессионизма, экспрессионизма и модерна. Начиная с 90-х годов XIX века обретает главное вдохновение в живописании мощных образов людей из народа и усердно разрабатывает крестьянскую тему практически до конца жизни.
Особенности творчества художника Филиппа Малявина: его живопись обладает неуемным, буйным характером, не вписывается в конкретные стилистические рамки и впечатляет как масштабом полотен (Малявин редко брался за холсты размером менее квадратного метра), так и страстностью письма, что находит воплощение в стремительном напоре вихревого мазка и огненно-красной цветовой гамме.
Известные картины Филиппа Малявина: «Смех», «Вихрь», «Девка», «Крестьянская девочка», «Крестьянки», «Автопортрет с женой и дочерью», «Крестьянская девушка с чулком».
Биография художника Малявина настолько же пестра, захватывающа и эксцентрична, как и его картины. Выходец из бедной крестьянской семьи проделал путь от послушника Афонского монастыря до студента Академии художеств Петербурга, а затем и модного, широко известного в Европе живописца.
Его независимое и своеобразное видение русского крестьянства вызывало негодование отечественных критиков и восторги заграничных ценителей художественной экзотики в исполнении экстравагантного самородка из российской глубинки.
Ломоносов от живописи
Уроженец села Казанки (нынешняя территория Оренбургской области) очень рано начал проявлять склонность к искусствам. «Я бегал собирал угли, — вспоминал Малявин, — и рисовал везде — на стенках, на колесах, на воротах и даже на золе».
Помимо рисования, мальчик увлекался лепкой и раздаривал всем желающим глиняные фигурки птичек и зверей.
Его дед славился мастерством резьбы по дереву, так что у Филиппа было у кого поучиться прекрасному.
А когда в наследство от дедушки ему достались карандаши, это было настоящее сокровище для будущего художника. Соседи, видя его стремление к рисованию, уговаривали отца, бедного хлебопашца Андрея Ивановича, отправить сына обучаться художествам.
Но тот, едва сводя концы с концами, ворчал в ответ, что «из крестьян, да еще почти из нищих, ученых не бывает».
Маленький Филипп, помимо прочего, отличался умом и сообразительностью. Ему легко далась грамота под наставничеством местного фельдфебеля.
А поскольку из предметов искусства на тот момент были доступны лишь образы святых в сельской церквушке, мальчик увлекся мечтой научиться иконописи.
Его завораживали афонские иконы, поэтому он стремился попасть в мастерскую на Святой горе, чтобы именно там освоить это ремесло.
Мать Домна Климовна тоже не испытывала особого восторга от планов сына. «Из дома отдают только сирот», — заявляла она.
Но судьба распорядилась иначе: шестнадцатилетним подростком Филипп увязался за афонским монахом, по счастливому стечению обстоятельств навещавшим родственников неподалеку.
Средства на дальний путь в Грецию односельчане собирали сообща — настолько велика была их вера в подрастающий талант.
Вот кто-то с горочки спустился
Так Малявин становится послушником в русском Свято-Пантелеймоновом монастыре на Афоне. С 1885 по 1892 год он прилежно трудится в иконописной мастерской, соблюдая строгий монастырский устав.
Но мирное течение аскетической жизни прерывается знакомством художника со скульптором Беклемишевым, заехавшим на Святую гору во время своего европейского вояжа.
Тот был настолько впечатлен работами Малявина, что всеми правдами и неправдами убеждает монашескую братию дать иконописцу вольную, а затем устраивает его поступление в Академию художеств в Петербурге и даже селит на первое время в своих апартаментах.
Малявин резко выделяется в толпе студентов: длинноволосый, в шапочке-скуфейке, «застенчивый, растерянный и одинокий „монашик“ в одежде, похожей на подрясник, он молчал, опускал глаза и крестил лист бумаги перед тем, как начать рисовать» — так описывает встречу с художником его однокашница Остроумова-Лебедева.
Но не только непривычной внешностью и кротким нравом поражает всех Малявин в Академии. Его увлеченность и способности к обучению позволили освоить программу головного класса всего за два месяца и за столько же — окончить фигурный класс. И писал он так же стремительно, как и его шведский коллега-импрессионист Цорн, с которым Малявина не сравнивал только ленивый.
Художник Грабарь, еще один его сокурсник по персональной мастерской Ильи Репина, где Малявин продолжил обучение после реформы в Академии, вспоминает, как тот создавал его портрет: «Однажды он принес свой ящик с красками и, подойдя ко мне, просил попозировать ему для портрета.
Я только что укрепил на мольберте подрамник высокого и узкого формата с новым холстом, чтобы начать этюд натурщика. Малявин попросил у меня взаймы подрамник и в один сеанс нашвырял портрет, который произвел сенсацию в Академии.
Портрет был закончен в один присест, и это так всех огорошило, что на следующий день сбежались все профессора смотреть его; пришел и Репин, долго восхищавшийся силой лепки и жизненностью портрета».
И смех и грех
Уже во время обучения Малявин находит тему всей жизни: от степенных и благонравных салонных портретов он переходит к взрывоопасным монументальным полотнам-панно, целиком и полностью посвященным среде, которую он знал лучше всего, — русскому крестьянству.
Его дипломная работа «Смех» наделала стольку шуму в 1899 году, что достопочтенные академики удостоили Малявина заветного диплома лишь благодаря личному заступничеству Репина.
Но, принеся художнику европейское признание и золотую медаль на Всемирной парижской выставке 1900 года, скандальная картина все-таки сделала его знаменитым и у себя на родине.
Так, за какую-то пятилетку странный «монашик» сделался большой величиной в художественном мире с солидными гонорарами и состоятельной клиентурой. В 1906 году, в возрасте 37 лет Малявин получает звание академика и на три года укатывает заграницу. Эта поездка немало повлияла на и без того чудаковатого художника.
Встретив Малявина в Париже, Остроумова-Лебедева едва признала в нем своего некогда скромного однокурсника: «Однажды он пришел к нам и удивил своей внешностью „европейца“.
Был он в пальмерстоне, на голове цилиндр, из-под которого висели длинные пряди неподстриженных волос, на руках ярко-рыжие перчатки, такие же башмаки. Все это висело на нем мешковато и нелепо. В своем желании приодеться он был наивен и трогателен. Возвращались мы в Россию вместе.
Он нас смешил и конфузил своим поведением в вагоне. Вез он с собою несколько деревянных змей. Они, если их взять за хвост, держались горизонтально в воздухе и при этом изгибались движением, очень похожим на живых змей.
Малявин высовывал сбоку или сверху к соседям такую шевелящуюся змею, и, когда какой-нибудь почтенный немец или немка начинали визжать, он хохотал во все горло. Мы его никак не могли унять, и он, как мальчишка, веселился от всей души».
Сила в правде
Нарастив в Европе не только завидную репутацию в мире искусства, но и приличный финансовый жирок, Малявин покупает усадьбу под Рязанью.
Там он оседает вместе с семьей на следующие два десятка лет, продолжая прилежно производить величественные как по размерам, так и по содержанию портреты своих любимых крестьянских муз.
После революции 1917 года он было даже пытался приспособиться к новым реалиям.
Некоторое время занимался культурно-просветительской деятельностью среди народных масс, устроил открытие картинной галереи в Рязани и преподавал в свободных художественных мастерских.
Но, как и многие люди искусства того времени, Малявин недолго протянул при новом режиме. В 1922 году он эмигрирует сначала в Берлин, а затем в Париж и Ниццу, которая стала его последним пристанищем. В 1940 году ему не повезло оказаться в оккупированном Брюсселе, где его арестовывают по подозрению в шпионаже.
И, хотя гестаповский начальник, оказавшийся ценителем искусства, отпускает семидесятилетнего старика с миром, обратная дорога домой его доконала. Ему пришлось проделать путь из Бельгии во Францию пешком, что истощило и без того пожилого и подкошенного арестом художника. Сразу же по возвращении в Ниццу Малявин попадает в клинику, но уже не покидает ее стен живым.
Существует легенда, согласно которой самобытный талант экстраординарного живописца был высоко оценен самим Пикассо. В ответ на вопрос искусствоведа Алпатова касательно мнения Пабло о русской живописи, тот якобы показал приобретенные им рисунки Малявина и восторженно заявил: «Посмотрите на этот портрет Ленина — вот живой и подлинный Ленин!»
Что нам известно достоверно, так это секрет, благодаря которому певцу российского крестьянства удавались настолько точные, жизненные образы, подлинность которых так зацепила основоположника кубизма: «Не надо обращать внимание на краски, на тона, на лепку, на рисунок; вы обнимите весь предмет одним глазом и вникните в его характер, в его дух и, когда вы что-то уловите, выносите это на холст, не думая о том, что тона грязны, темны или не т. е. Дело не в красках, а в правде».
Источник: http://evg-crystal.ru/kartiny/malyavin-kartiny.html
Загрузка...
