Описание картины любови поповой «путешественник»

Любовь Попова: картины, биография художницы авангарда

Любовь Попова родилась в селе Ивановское под Москвой в купеческой семье, у ее деда со стороны отца было суконное дело. Возможно, когда Попова в 1920-е годы решительно ушла из станковой живописи в «производство» и создавала эскизы рисунков для тканей, это было в известной степени следствием генетической привязанности к ремеслу.

Но в то время, когда родилась Любовь Попова, ее отец — Сергей Максимович уже почти не занимался делом, а был известным меценатом, покровительствовал музыке и театру и представлял собой знакомый по образу Саввы Мамонтова характер просвещенного купца, который ничего общего л не имел с купцами «темного царства» Островского.      Недаром первые уроки рисования Любовь Попова получила у друга своего отца — художника К.М.Орлова. Ран­ние годы она провела в Ялте, там же училась в гимназии и только в 1906 году приехала в Москву, здесь она по­лучила среднее образование и поступила на педагогические курсы.

В 1908 году Попова, с детства приверженная искусству живописи, начала посещать частную художественную школу К.Ф.Юона, где познакомилась со многими художни­ками, в том числе с Надеждой Удальцовой.

С сестрой Удальцовой — Людмилой Прудковской Любовь Попова несколь­ко позднее снимала мастерскую в Антипьевском переулке, однако по свидетельству самой художницы самостоятельная работа у них шла не особенно удачно, и около 1911 года они перешли работать на «Башню».

Это была первая в России свободная коллективная мас­терская, натуру здесь ставили сами художники, чаще других Михаил Ларионов, который тогда был признанным «ли­дером». Кроме Поповой там бывали Н.Удальцова, К.Зданевич, В.Барт, Н.Гончарова и другие.

В этой среде было очень сильно увлечение примитивами и древнерусским искусством, молодые художники как бы заново открывали свое на­циональное прошлое.

Не стоит забывать, что именно к этому времени относятся первые научные реставрации икон и они предстали во всем полнозвучии своих первоначальных кра­сок.

Интерес к иконописи, который в основном приписывается художникам-« неопримитивистам » — Ларионову и другим, был свойствен всем ищущим новых путей в искусстве.

В 1909—1911 годах Любовь Попова с целью изучения древнерусской живописи и архитектуры посетила Нов­город, Псков, Ростов, Ярославль, Суздаль. В 1910 году она поехала в Киев и здесь получила еще один импульс для свое­го творчества — она увидела монументальные росписи Врубеля в Кирилловском монастыре.

В том же 1910 году Любовь Попова побывала в Италии, где ее внимание привлекли итальянские примитивы, Джот­то и Пинтуриккьо.

И последний штрих в той большой и интенсивной работе, которую проделала Попова в постижении художественной культуры, — она познакомилась с собранием С.И.Щукина в Москве. В тот момент новым увлечением Щукина был Анри Матисс.

Искусство Матисса стало тем ключевым зве­ном, которое связало в художественном мировоззрении По­повой прошлое и настоящее, Запад и Восток.

Она не могла не оценить смелость новаторского языка живописи Матис­са и в то же время ощущала его связь с искусством средне­вековья.

Теперь Поповой стало ясно, где следует учиться живописи — в 1912 году она поехала в Париж, поехала уже зрелым художником: ее «Деревья» 1911 года качественно отли­чаются от ранних натюрмортов и пейзажей, которые она писала в студии Юона.

В Париж Попова отправилась вместе с Надеждой Удальцовой, которая впоследствии вспоминала об этом: «Попо­ва и я осмотрели все по возможности, начали искать мас­терскую. Мы предполагали работать у Матисса, но школа Матисса была уже закрыта. Мы пошли в мастерскую Мориса Дени, наткнулись на сидящего индейца с перьями на красном фоне, мы убежали.

Кто-то сказал о мастерской «Ла Палетт» Ле Фоконье, пошли туда и сразу решили, что это то, что надо. Это было искусство построения, искусство фантастическое. Приходили один раз в неделю Ле Фоконье, Метценже или Сегонзак. Ле Фоконье говорил о больших поверхностях, о построении холста и пространства, Метцен­же говорил о последних достиженйях Пикассо.

Это была эпоха классического кубизма».

Любовь Попова серьезно работала в мастерской, проводила много часов в Лувре и музее Клюни. Она жила в Париже в пансионе мадам Жанн, где в основном останавливались русские и где был даже «русский стол*, там в это же время жили Борис Терновец и Вера Мухина, которые учи­лись скульптуре у Бурделя.

Попова отличалась общительным характером, она быстро подружилась с Мухиной и, вторично приехав в Париж в 1914 году, совершила с ней путешествие в Италию.

Зимой Любовь Попова работала в мастерской В.Татлина в Москве. Татлин также в 1914 году приехал в Париж и встретился там с Поповой. Художница снова окунулась в особую атмосферу парижской жизни и искусства, но когда она встретила своих друзей по Ла Палетт, ей показалось, что они «никуда не ушли», те же, что и «в прошлом году».

Сама же Попова переросла «Ла Палетт», она посетила коллекцию Уде, где видела работы Пикассо и Брака, и те­перь ориентировалась на поиски Пикассо.

И если компози­ция Поповой «Две фигуры» 1913 года, которая была ее дебютом на выставке «Бубнового валета» 1914-го, носила следы воздействия Метценже, в частности его картины «Синяя птица», то уже в последующих работах она при­ходит к более углубленному пониманию системы кубизма.

«Портрет философа» (1915) отличает большая сдержан­ность цветового решения, динамическая композиция по­лотна строится чередованием звучных плоскостей цвета и на­пряженными ритмами «выпуклых» линий, которые создают угловатый живописный «рельеф» на поверхности холста. В композицию включены надписи и цифра «32» — это своего рода номерной знак, обозначающий картину как «вещь», вроде фабричной марки.

Стоит обратить внимание на особенности понимания ку бизма Поповой. Ее привлекал мир вещей, выявление воз­можностей, заключенных в самом материале, имеющих точ­ный адрес: если она пишет натюрморт с посудой, то это «Жестяная посуда» (1913); если предметы — то «Предметы из красильни» (1914).

Ее интересовал механизм, скрытый за внешней оболочкой формы; в 1915 году она создала несколько работ «Часы» — довольно распространенный сюжет в кубистической и футуристической живописи, как символ времени — четвер­того измерения, вводимого в пространственное искусство.

Попова же не довольствуется знаковым обозначением ци­ферблата, она показывает «внутренности», сцепления вин­тиков и колес, ее завораживает произведение человеческих рук — чудесная машина.

Эта, может быть, немного наивная, но искренняя вера в техническим прогресс не может не подкупать в картинах Поповой.

Однако настоящий расцвет деятельности Поповой — кон­структивиста и производственника, строителя новых форм «бытования» людей — наступил после революции.

Она приняла живое участие в перестройке всех форм жизни и быта: оформляла массовые революционные празднества, создавала плакаты, делала макеты книг, эскизы моделей одежды, рисунки для текстиля, была одним из основате­лей школы отечественного дизайна.

Помимо практической работы Попова преподавала в Государственных высших театральных мастерских, где у нее учились многие деятели советского искусства, в том числе кинорежиссер С.Эйзенштейн. Этими мастерскими руководил Вс.Мейерхольд, в его театре Попова осуществила постановки: «Великодушный рогоносец» (1922) и «Земля дыбом» (1923), которые вошли в историю театрально-декорационного ис­кусства.

Любовь Попова также преподавала во Вхутемасе на ос­новном отделении, активно участвовала в диспутах в Ин­ституте художественной культуры. Ею поддержан призыв заменить станковое искусство — производственным, выдви­нутый «производственниками» и конструктивистами в Ин- хуке в 1921 году.

Причем, в отличие от многих деятелей той романтической поры, которые шли в производство лишь «теоретически», Любовь Попову не удовлетворяли полумеры. Последние ее работы были выполнены для первой ситце­набивной фабрики — рисунки для тканей, декоративных и практичных, не потеряли качества «современности» и по сегодняшний день.

По свидетельству своих товарищей по Лефу — Маяковского и Брика, она находила в этой ра­боте подлинное удовлетворение.

Еще в 1914 году Любовь Попова писала: «Значительное все-таки существо человек: стоит ему перестать работать, как вся жизнь останавливается, города делаются совершен­но мертвыми, а заработали люди, и город живет. Страш­ная какая сила — человеческая работа».

Е.ДРЕВИНА

Картины Поповой

«Простанственно-силовое построение»

«Живописная архитектоника» 3

«Живописная архитектоника»

«Путешественник» 1916 г.

«Композиция с фигурами» 1914-15 г.

Линейная композиция

«Живописная архитектоника» 1918 г.

«Человек + воздух + пространство» 1912 г.

«Натюрморт с гитарой» 1915 г.

«Пианист»

«Кубический городской пейзаж» 1914 г.

«Пространственно-силовая конструкция» 1921 г.

«Натюрморт с подносом»

«Бакалейная лавка»

«Живописная конструкция»

Эскиз костюма к спектаклю «Балда»

Эскиз костюма к спектаклю «Великодушный рогоносец»

Источник: http://www.artcontext.info/pictures-of-great-artists/55-2010-12-14-08-01-06/1376-popova.html

кубофутуризм

кубофутуризм [Jul. 20th, 2015|11:53 pm]Живописцы, окуните ваши кисти… [] galik_123 на днях начала рассказывать о Художественной галерее Смоленска. В этой галерее в частности хранится работа Поповой «Дама с гитарой», 1915 г.Без особого труда я могу идентифицировать на этой картине и даму, и гитару. А вот прошлой осенью я побывал в музее Нортона Саймона (Пасадена, Калифорния). И видел там картину Поповой того же года, работа называется «Путешественник». Любовь Попова. Путешественник. 1915 г.        И тут мне уже тяжко. Про эту картину пишут так: Самым ярким художником группировки кубофутуристов была Любовь Попова (1889-1924). Она в 1912 году училась в Париже, а в 1914 году посетила Италию. Характерное для нее сочетание кубизма и футуризма, найденное во время пребывания за границей, отличает и картину «Путешественник». Трактовка форм еще во многом остается кубистской, но в живописной манере уже присутствует футуристическая одержимость идеей передачи динамизма движения во времени и пространстве. Сумбур фрагментарных образов создает впечатление мелькания пролетающих мимо предметов. Создается впечатление, будто из-за бурного взаимодействия форм с их окружением они вот-вот вылетят по плоскости за пределы холста в окружающее пространство. В то же время энергичная моделировка привлекает внимание к живописной поверхности, придавая ей сходство с рельефом, которое усиливается благодаря пластической выразительности фактуры. Пара подошла посмотреть на картину. Так, дело долгое, ну где тут что?

Comments: From: sobakin_spb2015-07-21 04:33 am (UTC) (Link) Шикарно! From: jenya4442015-07-21 04:20 pm (UTC) (Link) 🙂 From: raf_sh2015-07-21 07:02 am (UTC) (Link) Очень напоминает Гриса-Брака-Пикассо-Гончарову. From: fearofdeer2015-07-21 08:04 am (UTC) (Link) Так потому что Брак с Пикассо эту ерунду придумали, а остальные подражали, очень забавно. From: jenya4442015-07-21 03:01 pm (UTC) (Link) Действительно, очень похоже. И всего на пару лет раньше. Вижу, что в 2009м в Тейте была выставка футуристов, в частности, был представлен и кубофутуризм. Отдельное место на выставке уделено «параллельным» течениям — русскому и британскому футуризму. «Русский футуризм и кубизм — это как отдельное течение. Русские художники, будучи частью мирового футуризма, все-таки развивались не столько вместе, сколько параллельно мировому футуристическому течению», — считает куратор. На выставке представлено около десяти работ русских художников -«Велосипедист» и «Прачечная» Натальи Гончаровой, «Портрет Ивана Клюна» и «Авиатор» Казимира Малевича, «Человек+воздух+пространство» Любови Поповой и другие. По мнению Гейла, в них чувствуется влияние парижской живописи.

Источник: https://classic-art-ru.livejournal.com/352795.html

Чумовые истории: гостевой вернисаж от Любови Поповой

Таймырский дом народного творчества в Дудинке называют Главным Чумом, а его хозяйку Любовь Попову — Чумовым директором. Сами понимаете, дорогие друзья, что ЧУМработница не могла пройти мимо родственницы и срочно пригласила её в гости, чтобы та рассказала и показала вам свои Чумовые истории.

Кстати,Таймыр — это бывший Долгано-Ненецкий округ, и от этого ещё теплее

Источник: http://www.chumoteka.ru/2017/06/Chumovye-istorii-gostevoj-vernisazh-ot-Ljubovi-Popovoj.html

Читать

Ежели то, о чем я намереваюсь поведать, не было грезой, плодом воспаленного воображения или временным помраченьем рассудка, значит, безумен не я, а тот незнакомец с картиной.

А может быть, просто мне удалось увидеть сквозь волшебный кристалл сгустившейся атмосферы кусочек иного, потустороннего мира — как порой душевнобольному дано прозреть то, что нам, людям в здравом уме, невозможно увидеть; как в сновиденьях уносимся мы на призрачных крыльях в иные пределы…

Это произошло теплым пасмурным днем. Я возвращался тогда из Уодзу[1], куда ездил с одной-единственной целью — полюбоваться на миражи.

Правда, стоит мне помянуть мое приключение, как друзья начинают подтрунивать надо мной — мол, все это сказки и в Уодзу-то я никогда не бывал, — что неизменно повергает меня в смущение: в самом деле, как я могу доказать, что действительно оказался однажды в Уодзу? А может быть, они правы — и мне все это только приснилось… Но разве снятся такие сны? Сновиденья почти всегда лишены живых красок, как кадры в черно-белом кино; однако та сцена в вагоне, а в особенности сама картина, ослепительно яркая, горящая пурпуром и кармином, точно рубиновый глаз змеи, до сих пор не стерлись из моей памяти.

В тот день я впервые увидел мираж. Я думал, что это нечто вроде старинной гравюры — скажем, дворец морского дракона, выплывающий из тумана, — но то, что предстало моим глазам, настолько ошеломило меня, что я весь покрылся липкой испариной.

Под сенью сосен, окаймляющих побережье в Уодзу, собрались толпы людей; все с нетерпением всматривались в бескрайнюю даль. Мне еще не доводилось видеть такого странно-безмолвного моря.

Угрюмого серого цвета, без признаков даже легчайшей ряби на совершенно невозмутимой поверхности, море это скорей походило на гигантскую, без конца и края, трясину. В его безбрежном просторе не видно было линии горизонта: воды и небеса сливались друг с другом в густой пепельно-сизой дымке.

Но вдруг в этой пасмурной мгле — там, где, казалось, должно начинаться небо, — заскользил белый парус. Что касается самого миража, то впечатление было такое, словно на молочно-белую пленку брызнули капельку туши и спроецировали изображение на неохватный экран.

Далекий, поросший соснами полуостров Ното, мгновенно приближенный искривленной линзой атмосферы, навис исполинским расплывчатым червем прямо над нами. Мираж походил на причудливое черное облако, однако в отличие от настоящего облака видение было ускользающе-неуловимым.

Оно беспрестанно менялось, то принимая форму парящего в небе чудовища, то вдруг расплываясь в дрожащее фантасмагорическое создание, мрачной тенью повисавшее прямо перед глазами. Но именно эта неверность и зыбкость внушали зрителям зловещий, неподвластный разуму ужас.

Расплывчатый треугольник неудержимо увеличивался в размерах, громоздясь, точно черная пирамида — чтобы рассеяться без следа в мгновение ока, — и тут же вытягивался в длину, словно мчащийся поезд, который в следующее мгновенье превращался в диковинный лес ветвей.

Все эти метаморфозы происходили совершенно неуловимо для глаза: со стороны казалось, что мираж неподвижен, однако непостижимым образом в небе всплывала уже совершенно иная картина.

Не знаю, можно ли под влиянием колдовства миражей временно повредиться в рассудке, однако, полюбовавшись в течение двух часов на перемены в небе, я покинул Уодзу в престранном состоянии духа.

На токийский поезд я сел в шесть часов вечера. В силу удивительного стечения обстоятельств (а может, для этой местности то было обыденное явление) мой вагон второго класса был пуст, как церковь после службы; лишь в самом конце вагона сидел один-единственный пассажир.

Паровоз запыхтел и с лязганьем потащил состав «даль унылого моря но песчаному берегу, минуя обрывистые утесы. Через плотную дымку, окутавшую похожее на трясину море, смутно просвечивал густо-кровавый закат. И над этим мрачным покоем безмолвно скользил большой белый парус.

День был душный, ни малейшего дуновения ветерка; даже легкие сквозняки, врывавшиеся в открытые окна вагона, не приносили прохлады. За окном тянулось безбрежное серое море; в глазах мелькали полоски коротких туннелей да проносились мимо столбы снегозащитных заграждений.

Когда поезд промчался над кручей Оясирадзу, спустились сумерки. Сидевший в дальнем конце тускло освещенного вагона пассажир вдруг поднялся и начал бережно заворачивать в кусок черного атласа прислоненный к окну довольно большой плоский предмет. Отчего-то я почувствовал под ложечкой неприятный холодок.

Несомненно, это была картина, но до сих пор она стояла лицом к стеклу с какой-то определенной, хотя и совершенно непонятной мне целью. На короткий миг мне удалось увидеть ее — и меня ослепили вызывающе яркие, необычайно живые краски.

Я украдкой взглянул на обладателя странной картины и поразился еще сильнее: попутчик мой выглядел куда более странно.

Он был облачен в старомодную, чрезвычайно тесную черную пиджачную пару — такой фасон можно встретить разве только на старых выцветших фотографиях наших отцов, — но костюм идеально сидел на длинной сутулой фигуре незнакомца.

Лицо его было бледным, изможденным, лишь глаза сверкали каким-то диковатым блеском, тем не менее он казался человеком вполне достойным и даже незаурядным.

Разделенные аккуратным пробором волосы поблескивали черным маслянистым глянцем, и на вид я дал ему лет сорок, однако, вглядевшись попристальней в покрытое мелкой сеткой морщин лицо, тут же накинул еще десятка два. Несоответствие глянцевито-черных волос и бесчисленных тонких морщин неприятно поразило меня.

Завернув картину, он вдруг обернулся ко мне. Я не успел отвести глаза, и наши взгляды встретились. Он как-то криво и несколько смущенно улыбнулся. Я машинально поклонился в ответ.

Поезд пролетел мимо нескольких полустанков, а мы, каждый в своем углу, все поглядывали друг на друга и всякий раз с неловким чувством отводили глаза. За окном чернела ночь. Я приник к стеклу, но не смог разглядеть ни единого огонька — только далеко в море мерцали фонарики одиноких рыбачьих суденышек.

И в этой безбрежной ночи мчался вперед, громыхая на стыках колесами, наш полутемный длинный вагон — единственный островок жизни в океане тьмы. Казалось, во всем белом свете остались лишь мы — я и мой странный попутчик. Ни один пассажир не подсел к нам, и, что особенно удивительно, ни разу не прошел кондуктор или мальчишка-разносчик.

В голову мне полезли всякие страшные мысли: а что, если мой попутчик — это злой чужеземный волшебник? Известно, что ужас, если ничто не отвлекает внимания, все растет и растет и наконец завладевает всем твоим существом.

Измученный этим томительным чувством, я резко поднялся и решительным шагом направился в дальний конец вагона, где сидел незнакомец. Казалось, страх магнитом притягивает меня к нему. Я уселся напротив и впился глазами в его бледное, изборожденное морщинами лицо, испытывая странное ощущение нереальности происходящего.

От волнения у меня даже перехватило дыхание. Незнакомец следил за каждым моим движением, а когда я уселся, сверля его взглядом, он, точно и ждал того, показал на завернутый в черный атлас предмет.

— Хотите взглянуть? — спросил он без предисловий. Подобная прямолинейность смутила меня, и я не нашел, что ответить.

— Но ведь вы, конечно, сгораете от любопытства, — констатировал он, видя мое замешательство.

— Д-да… Пожалуй… Если вы будете столь любезны, — неожиданно для себя пробормотал я, завороженный его загадочными интонациями, хотя до этой минуты даже не помышлял о картине.

— С большим удовольствием покажу вам ее, — улыбнулся он и прибавил: — Я давно уже жду, когда вы об этом попросите…

Бережно, ловкими движениями своих длинных пальцев он развернул ткань и прислонил картину к окну, на сей раз изображением ко мне. Взглянув на нее, я невольно зажмурился.

Я и сейчас не смог бы назвать причину — но отчего-то я испытал сильнейшее потрясение. Огромным усилием воли я заставил себя открыть глаза — и увидел настоящее чудо.

Мне, пожалуй, не хватит уменья объяснить странную красоту картины.

Источник: https://www.litmir.me/br/?b=22911&p=1

Европейские путешественники 17 века о Московии и Тартарии

Я уже написала несколько статей о том, что Николаас Витсен пишет о Тартарии.

Но оказывается, Николаас Витсен был не единственным европейцем, побывшим в 17 веке в России и написавшем об этом книгу. Был еще Ян Янсен Стрейс. Вот что пишет о нем русская часть Википедии:

Ян Стрейс

(Jan Jansen Struys, 1630—1694) — путешественник XVII века из Нидерландов, написавший книгу «Три путешествия» о своих путевых приключениях.
В 1647 г. юный Ян Стрейс сбежал от строгого отца, завербовавшись в Амстердаме как парусных дел мастер на судно для большого торгового плавания. Побывав в различных местах Африки, Юго-Восточной Азии и Японии, в 1651 г.

он вернулся в Голландию. Второе путешествие Стрейс совершил в 1655 г. в составе венецианского флота, ведшего войну с турками. Там он попал в плен, бежал и через 2 года вернулся домой, где остепенился, женился, но не удержался от очередного, 3-го путешествия. В 1668 г.

Стрейс нанялся парусным мастером в «Московию», малоизвестную в Европе страну, только создававшую первые мореходные корабли.

Домой он вернулся в 1673 г., а перед тем пересек всю Россию от Новгорода до Астрахани, стал свидетелем восстания Степана Разина и даже лично встречался со знаменитым атаманом. Из Астрахани Стрейс с группой товарищей бежал от террора казаков, но на территории Дагестана был пленен, подвергнут пыткам и продан в рабство.

Он смог выкупить себя уже в Персии, откуда добрался до Голландии. В 1675 г. Ян Стрейс написал увлекательную книгу о своих приключениях, в которой ярким и образным языком изложил детали быта, поведения, внешности людей в тех краях, где ему довелось побывать. Несколько глав книги посвящены описанию Москвы и русских нравов в XVII в. (см.

«Из-за острова на стрежень»).

В том же 1675 г. году путешественник отправился снова в Москву в свите Кунраада фан-Кленка, посла Голландии в России. Посол хлопотал перед русским царем о возмещении убытков, понесенных Стрейсом на службе у царя, но была ли удовлетворена просьба — неизвестно. В следующем году Стрейс вернулся домой и о дальнейшей его жизни известно мало.

Книга путешествий Яна Стрейса выдержала много изданий, была переведена на многие языки. Уже во время Петра I был заказан перевод на русский, однако впервые на русском книга появилась в 1880 г. в переводе П. Юрченко с французского. Выбор французского издания посчитали не совсем удачным, и в 1935 г. вышел новый перевод Э. Бородиной.

Вот его книга на русском языке: ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РОССИИ Путешествие по России Голландца Стрюйса.
В этой книге вообще не упоминаются слова «Тартария» и «тартары».
Но вот как выглядит оригинал этой книги:

Drie aanmerkelyke reizen (Три значительных путешествия)Drie aanmerkelyke reizen (Три значительных путешествия)

Т.е. при переводе этой книги на русский язык просто все тартары были заменены на татар.

Отрывки из книги:
6-го числа мы вошли в реку Оку, которая берет свое начало на границах Малой Татарии, вблизи источников Донца, Doniec, и, протекая с Юга на Север, впадает в Волгу под Нижним Новгородом.

(надо понимать, что в оригинале написано: Малой Тартарии. Тогда все логично: есть Гранд (Большая )Тартария, и есть Малая Тартария.)

Этот город (Касимов) был прежде под властью Татар, ныне же он в зависимости от Московского царя, власть которого над собою и своим достоянием признал князь Рескитский еще 12 лет от роду.

23-го мы видели еще много сел и монастырей, а 24-го остановились в селе Ляхи 111, Leshi, самом большом из всех виденных нами до сих пор сел. Из Ляхов отправились в Муром, [64] Moruma.

Этот маленький городок, населенный Москвитянами и Татарами, называемыми Мордвой, Morduvins, составляет границу последних, хотя находится под властью царя.

Т.е. мордвой — одной из народностей, населявшей когда-то существовавшую Тартарию.

2-го Июня отправились в Нофимки, Nofimki, а 5-го были в виду Нижнего Новгорода. Этот славный город расположен на возвышенном берегу реки Волги, под 56° 28' широты.

Его стены [65] каменные, и великий царь заботится о том, чтобы постоянно содержать в нем сильный гарнизон. Посады, les dehors, плотнее населены, нежели кремль, le dedans. Татары и Русские живут в нем довольно мирно.

Прежде жило здесь много кальвинистов 117; и лютеран, совершавших открыто свое богослужение, но теперь их мало, так как большая часть удалилась в другие места.

Затем он описывает в своей книге казанских татар, ногайских татар, дагестанских татар, черемиских татар, черкесских татар (вернее тартар, надо понимать).

Еще один европейский путешественник — Адам Олеарий — немецкий путешественник, географ, ориенталист, историк, математик и физик.

Будучи секретарём посольства, посланного шлезвиг-голштинским герцогом Фридрихом III к персидскому шаху, записал и опубликовал свои заметки, собранные во время путешествия.

В 1633 году герцог Фридрих III отправил из своей резиденции в Готторпе посольство к русскому царю Михаилу Фёдоровичу и персидскому шаху Сефи I. Цель — завязать торговые сношения с Москвой и в особенности с Персией: герцог хотел забрать в свои руки сухопутную торговлю шёлком-сырцом.

Во главе посольства стояли искусный дипломат Филипп Крузиус фон Крузенштерн из Эйслебена и гамбургский купец Отто Бругман (Брюггеманн). Их сопровождала свита в количестве 34 человек, а в качестве секретаря и, главным образом, переводчика, знающего языки тех стран, куда отправлялось посольство — Олеарий.

Морем достигнув Риги, посольство сухим путём прибыло в Нарву, где провело зиму и весну, а летом двинулось через Новгород в Москву. 14 августа 1634 г.

посольство торжественно въехало в русскую столицу и оставалось там 4 месяца.

Получив согласие царя на пропуск голштинского посольства через русские пределы в Персию, посольство выехало 24 декабря обратно в Готторп, куда прибыло 6 апреля 1635 г. (источник)

Адам Олеарий

Адам Олеарий тоже написал книгу о своем путешествии в Московию. По русски она называется:

ПОДРОБНОЕ ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ГОЛШТИНСКОГО ПОСОЛЬСТВА В МОСКОВИЮ И ПЕРСИЮ В 1633, 1636 И 1638 ГОДАХ
составленное секретарем посольством АДАМОМ ОЛЕАРИЕМ.

И в этом русском переводе тоже не упоминается о Тартарии, в отличии от оригинала, который называется так:

Olearius A. Persiaensche Reyse uyt Holsteyn door Lijflandt, Moscovien, Tartarien in Persien. 1651.   Оригинал книги 

Некоторые страницы книги:

Olearius A. Persiaensche ReyseOlearius A. Persiaensche ReyseOlearius A. Persiaensche Reyse

Марко Поло

Самым первым из известных нам европейских путешественников, посетивших Тартарию, был вероятно Марко Поло (13й век). В русском варианте книги, рассказывающем о его путешествии упоминаются только татары:

Государи и императоры, короли, герцоги и маркизы, графы, рыцари и граждане и все, кому желательно узнать о разных народах, о разнообразии стран света, возьмите эту книгу и заставьте почитать ее себе; вы найдете тут необычайные всякие диковины и разные рассказы о Великой Армении, о Персии, отатарах, об Индии и о многих других странах; все это наша книга расскажет ясно по порядку, точно так, как Марко Поло, умный и благородный гражданин Венеции, говорил о том, что видел своими глазами, и о том, чего сам не видел, но слышал от людей нелживых и верных. А чтобы книга наша была правдива, истинна, без всякой лжи, о виденном станет говориться в ней как о виденном, а слышанное расскажется как слышанное; всякий, кто эту книгу прочтет или выслушает, поверит ей, потому что все тут правда.

Однако, как выглядят оригинальные страницы книги:

Путешествия венецианца Марко ПолоПутешествия венецианца Марко Поло

И еще пусть не оригинальный, но английский вариант этой книги

И некоторые страницы из нее:

Путешествия венецианца Марко Поло

Так что мы читаем? Армия Тартарии, Королевство Тартарии, Чинзиг хан -первый император Тартарии, 6 успешных императоров Тартарии…. Как-то более на рассказ об успешном государстве похоже, чем о диких кочевниках, скитающихся по степям со своими чумами и скарбом.

Более массовые посещения но уже не Тартарии, а Московии начались уже в 16 веке. До этого времени о Московии нет упоминаний?

КЛИМЕНТ АДАМС ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ АНГЛИЧАН В РОССИЮ в 1553-м году

ДЖОНСОН, РИЧАРД Путешествие в Россию 1558 г.

РАФАЭЛЬ БАРБЕРИНИ ПУТЕШЕСТВИЕ В МОСКОВИЮ РАФАЭЛЯ БАРБЕРИНИ В 1565 ГОДУ

СТАНИСЛАВ ЖОЛКЕВСКИЙ НАЧАЛО И УСПЕХ МОСКОВСКОЙ ВОЙНЫ (16 век)

ПОКАЗАНИЕ ПОЛЬСКОГО ШЛЯХТИЧА КРИШТОФА ГРАЕВСКОГО О СВОЕЙ ПОЕЗДКЕ В МОСКВУ 1574 – 1575 ГГ.

РЕЙНГОЛЬД ГЕЙДЕНШТЕЙН ЗАПИСКИ О МОСКОВСКОЙ ВОЙНЕ (1578-1582)
REGII DE BELLO MOSCOVITICO QUOD STEPHANUS REX POLONIAE GESSIT COMMENTARIORUM LIBRI VI

Арсений архиепископ Элассонский и его “Описание путешествия в Московию”. (1588-89 гг.)

НИКОЛАЙ ВАРКОЧ
ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКВУ ПОСЛА РИМСКОГО ИМПЕРАТОРА, НИКОЛАЯ ВАРКОЧА, С 22-го ИЮЛЯ, 1593 ГОДА.

ГИЗЕН, СТЕФАН И ГЕЙС, СТЕФАН
ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКВУ НИКОЛАЯ ВАРКОЧА, ПОСЛА РИМСКОГО ИМПЕРАТОРА, В 1593 ГОДУ

ОТЧЕТ О ПОЕЗДКЕ ГАНЗЕЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА ИЗ ЛЮБЕКА В МОСКВУ И НОВГОРОД, В 1603 ГОДУ

КОНРАД БУССОВ МОСКОВСКАЯ ХРОНИКА 1584-1613

АКСЕЛЬ ГЮЛЬДЕНСТИЕРНЕ
ПУТЕШЕСТВИЕ ЕГО КНЯЖЕСКОЙ СВЕТЛОСТИ ГЕРЦОГА ГАНСА ШЛЕЗВИГ-ГОЛШТИНСКОГО В РОССИЮ 1602 г.

АЛЬБЕРТ БУРХ, ИОГАНН ФЕЛДТРИЛЬ
ПОСОЛЬСТВО А. БУРХА И И. ФАН ФЕЛТДРИЛЯ К ЦАРЮ МИХАИЛУ ФЕДОРОВИЧУ в 1630 и 1631 гг.

ИЗВЕСТИЯ О МОСКОВИИ, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году

АНТУАН ГРАМОН
ИЗ ИСТОРИИ МОСКОВСКОГО ПОХОДА ЯНА КАЗИМИРА (1663 — 1664 г. г.)

ИРЖИ ДАВИД
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ВЕЛИКОЙ РОССИИ, ИЛИ МОСКОВИИ (1686)

ГЕОРГ ГРУНД ДОКЛАД О РОССИИ В 1705-1710 ГОДАХ
BERICHT UEBER RUSSLAND IN DEN JAHREN 1705-1710

ЗАПИСКИ БАРОНА ХРИСТИАНА ГЕНРИХА ФОН ГАЙЛИНГА О ПОЕЗДКЕ В РОССИЮ В 1770-1771 гг.

БАРОН СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕЙН ЗАПИСКИ О МОСКОВИТСКИХ ДЕЛАХ

САМУИЛА ГЕОРГА ГМЕЛИНА, ДОКТОРА ВРАЧЕБНЫХ НАУК, ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, ЛОНДОНСКОГО, ГАРЛЕМСКОГО И ВОЛЬНОГО САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА ЧЛЕНА
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РОССИИ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ТРЕХ ЦАРСТВ ПРИРОДЫ RЕISE DURCH RUSSLAND ZUR UNTERSUCHUNG DER DREI NATURREICHE

Часть вторая. Путешествие из Черкасска до Астрахани и пребывание в сем городе: с начала августа 1769 по пятое июня 1770 года.

Иллюстрация из книги Ровинского «Материалы для русской иконографии»:

одежда русских и тартар

Как говорится: найди 10 отличий между московитом и тартаром (тартарином?)

Источник: http://www.tart-aria.info/evropejskie-puteshestvenniki-17-veka-o-moskovii-i-tartarii/

Русская природа на картинах художников: Васнецова, Клодта, Саврасова, Рериха, Айвазовского и других

Приглашаем вас в «художественное» путешествие по 10 природным зонам России, изображенным на пейзажах живописцев.

Арктическая Пустыня

Александр Борисов. Весенняя полярная ночь. 1897. Третьяковская галерея

Картина «Весенняя полярная ночь» была приобретена Павлом Третьяковым для галереи прямо с выставки, а вместе с ней — еще около 60 картин и этюдов Александра Борисова, вдохновленного путешествиями по Новой Земле.

Картины были действительно уникальными: зиму художники писали и раньше, но до Борисова никто из художников не отправлялся с этюдниками так далеко на север. В путевых заметках художник-первооткрыватель описывает трудности, с которыми ему пришлось столкнуться в путешествии.

Да и книгу воспоминаний он назвал соответствующе — «В стране холода и смерти». И тем не менее север настолько очаровал Борисова, что ничего другого он больше не писал. Пейзажи он увековечивал на холстах, а современников-живописцев — на карте.

Ледник Третьякова, мысы Куинджи и Шишкина, Крамского и Васнецова, Верещагина и Репина появились на карте Новой Земли после экспедиций Александра Борисова.

Тундра

Александр Борисов. На Мурмане близ гавани. 1896. Третьяковская галерея

На полотнах Александра Борисова — бесконечные снежные равнины и скупые солнечные лучи.

Несмотря на замерзающие пальцы, густеющие от мороза краски и ломающиеся кисти, художник проводил за холстом долгие часы, чтобы передать вкрадчивую красоту местных пейзажей и едва уловимые нюансы света.

Самая низкая температура, при которой довелось писать живописцу, — минус 39 °С.

Лесотундра

Василий Переплетчиков. Михайловское озеро Архангельской губернии после дождя. 1907. Ставропольский краевой музей изобразительных искусств

Василий Переплетчиков — еще один художник, влюбившийся в неласковую северную природу. Свои первые работы он писал на Волге, в них чувствовалось влияние мэтров-пейзажистов Ивана Шишкина и Исаака Левитана.

Именно в путешествиях по Архангельской губернии Переплетчиков нашел главные темы своих картин и обрел самобытный почерк. На протяжении 12 лет художник отправлялся в длительные поездки, как он сам говорил, «опять к Ледовитому океану, к большим сильным людям».

Современники с большим интересом следили за работой Переплетчикова и называли его «восторженным певцом дальнего Севера».

Тайга

Аполлинарий Васнецов. Тайга на Урале. Синяя гора. 1891. Третьяковская галерея

Аполлинария Васнецова называют мастером эпического пейзажа. В поисках необычной натуры живописец много путешествовал по Украине, Крыму , Кавказу, Италии и Швейцарии. Но по-настоящему его воображение увлекла суровая природа Урала и Сибири.

«Художник, который пишет по впечатлению», как называл Васнецова Константин Коровин, создавал по этюдам собирательный былинный образ. Природа в его картинах становилась более таинственной и величественной, чем в реальности.

Чем дольше присматриваешься к картине, тем больше укрепляется ощущение, что из таежной чащи вот-вот появится Иван-царевич на Сером волке с картины Виктора Васнецова, старшего брата Аполлинария Васнецова.

Лес

Андрей Шильдер. Березовый лес. 1908. Ставропольский краевой музей изобразительных искусств

В реальности пейзажа, изображенного на картине, не существовало.

Андрей Шильдер, как и другие представители питерского лагеря пейзажистов, свои картины придумывал, а не писал с натуры. Художник хранил целые альбомы с зарисовками деревьев, а потом компоновал их под каждую новую картину.

Сейчас «Березовый лес» находится в собрании Ставропольского краевого музея изобразительных искусств.

Лесостепь

Михаил Клодт. Волга под Симбирском. 1881. Иркутский областной художественный музей им. В.П. Сукачева

Михаила Клодта часто называют мастером лирического пейзажа. Художник бывал в Швейцарии и Франции, но ни заграничная природа, ни европейская школа живописи его не заинтересовали.

Расцвет творчества Михаила Клодта случился после возвращения в Россию, когда он увлекся сельскими пейзажами. Картина «Волга под Симбирском» написана художником в то время, когда он оставил Товарищество передвижников и отправился путешествовать по стране.

Сейчас картина находится в собрании Иркутского областного художественного музея им. В.П. Сукачева.

Степь

Алексей Саврасов. Степь днем. 1852. Русский музей

В 1849 году начинающий художник Алексей Саврасов отправился за вдохновением на Юг России. Бескрайние степные просторы и высокое прозрачное небо поразили его воображение.

Вернувшись, он написал серию пейзажей, и критики заговорили о нем как о надежде русского искусства. Одной из ключевых работ этого времени стала картина «Степь днем», где степь предстает расстилающимся до горизонта пространством, наполненным мягким золотистым светом.

Сейчас она хранится в Русском музее.

Полупустыня

Константин Богаевский. Старая Феодосия. 1924. Феодосийский музей древностей

Константин Богаевский много времени уделял изучению истории и даже создал особый жанр «археологического», или исторического, пейзажа.

Чаще всего в его картинах возникал образ древней Киммерии, воплощенный в видах родной Феодосии.

Генуэзская крепость на картинах художника — не просто символ города, но и образ, соединяющий старинный город Кафа с Феодосией XX века.

Пустыня

Николай Рерих. Корабль пустыни (Одинокий путник). 1935–1936. Международный центр-музей им. Н.К. Рериха

Николай Рерих — не просто художник, он философ и путешественник.

Его пейзажи — удивительный пример мистического реализма, когда вполне привычные предметы обретают глубинное символичное значение.

Виды пустыни художник пишет во время научной экспедиции, совмещая работу исследователя с написанием картин и созданием философских очерков.

Субтропики

Иван Айвазовский. Вечер в Крыму. Ялта. 1848. Феодосийская картинная галерея им. И.К. Айвазовского

Художник Иван Айвазовский выбрал для себя три ведущие темы: изображение морской стихии, исторических баталий и крымских пейзажей. Крымская природа привлекала художника своей переменчивостью.

Уловить ее ускользающие оттенки так же непросто, как и запечатлеть сменяющие друг друга морские волны. На картине «Вечер в Крыму. Ялта» художник сумел передать блики закатного солнца. Звучные лилово-розовые тона на дальнем плане бледнеют в тени скал.

Пройдет еще несколько минут, солнце опустится в море — и цветовая гамма преобразится.

Источник: https://www.culture.ru/materials/102951/priroda-rossii-na-polotnakh-russkikh-khudozhnikov

Народ в «Путешествии». Образы русской действительности в книге Радищева

Народ, крестьянство привлекает к себе особенно в сочувственное внимание и Радищева-художника.

В такой же мере, как книга Радищева богата про­блемами, насыщена она образами русской действительности.

В «Путешествии» перед нами проходят представители почти всех «чинов» и состояний и самых различных профессий русского об­щества того времени: цари, вельможи, придворные, дворяне-по­мещики (наследственные и вышедшие «из самого низкого со­стояния»), крупные и мелкие чиновники, купцы, мещане, семи­наристы, монахи.

Но чаще всего и всего любовнее показывает Радищев образы людей из народа, рисует картины жизни и быта крестьянства. В главе «Любани» дается изображение бодрого крестьянского труда. Несмотря на знойный полуденный час и праздник — воскресенье, крестьянин пашет свою ниву «с великим тщанием», «соху поворачивает с удивительною легкостью».

«Нива, конечно, не господская»,— сразу догадывается путешественник. Действи­тельно, выясняется, что крестьянин все шесть дней работает на помещика, так что ему остается только воскресенье для работы на себя и на свою семью. В главе «Медное» развернута трагиче­ская судьба крепостных, продаваемых с публичного торга.

В главе «Городня» рассказывается драматическая повесть крепостного ин­теллигента: его положение дворового в барской семье таково, что даже столь ужасавшая всех сдача в рекруты была для него облег­чением. В своих возражениях на екатерининский «Наказ» Сумаро­ков между прочим заявлял: «Наш низкий народ никаких благо­родных чувствий еще не имеет».

Прямой полемикой с этим звучит своего рода программное заявление Карамзина о том, что «и кре­стьянки любить умеют». Радищев не только оказывается в этом вопросе на позициях, прямо противоположных Сумарокову, но и идет гораздо дальше сентиментального крепостника Карамзина. Радищев не прикрашивает действительности.

В самом начале «Путешествия» им рисуется образ бурлака, после тяжкой работы «идущего в кабак, повеся голову», и возвращающегося «обагрен­ным кровью от оплеух» («София»); в главе «Медное» дана резко отрицательная фигура дворового — «раба» не только «состоя­нием», но и «духом»; в главе «Валдай» рассказывается о разврат­ных нравах местных крестьянок и т. д.

Однако Радищев подчер­кивает, что виною этому «губительство неволи» и развращающий «господский пример». В то же время на ряде выразительных эпи­зодов Радищев убедительно показывает, что именно крестьянам- то и свойственны подлинные человеческие чувства.

В главе «Чу­дово» раскрываются мужество и отзывчивость простых людей — лодочников и солдат, проступающие особенно резко по контрасту с холодным эгоизмом и «жестокосердием» начальника. В главе «Зайцово» демонстрируются чувства солидарности крестьян, за­ступающихся за своего товарища. В главе «Едрово» дан образ чудесной крестьянской девушки Анюты — прямое предшествие героических народных женских образов Некрасова.

С необычайным вниманием и сочувствием присматривается Радищев и к проявлениям духовной жизни народа — народному творчеству, включая в текст «Путешествия» слова хороводной песни, народные причитания, пословицы. В главе «Клин» описы­вается слепой нищий, поющий «народную песнь» среди жадно слушающей его толпы крестьян. Крестьяне вместе с певцом глу­боко переживают то, о чем он поет.

В самых трогательных местах песни слезы текут по щекам певца, громко рыдают женщины в толпе, с грустной и суровой «важностью» слушают мужчины. Народные песни для Радищева—лучший путь и к пониманию национального характера, раскрывающегося в самом «голосе» — мелодии песен: «Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто скорбь душевную означающее.

Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого.— На сем му­зыкальном расположении народного уха умей учреждать бразды правления». В песнях «найдешь образование души нашего на­рода». В свою очередь сложившийся под влиянием исторических обстоятельств национальный характер определяет пути дальней­шего развития нации.

Наблюдая его проявления, по словам Радищева, многое можно решить «доселе гадательное в Истории Российской».

«Путешествие» начинается песней ямщика; заканчивается оно «Словом о Ломоносове». И эта концовка не случайна. Вышедший «из среды народныя», Ломоносов был для Радищева живым под­тверждением и залогом его надежд на будущую народную рус­скую культуру.

В высшей степени характерно для самосознания Радищева, что в качестве подобного же посланца народа, также вышедшего «из среды народныя», чтобы впервые на протяжении целого столетия вещать полную и жестокую истину царю, рас­сматривал он и самого себя как автора «Путешествия» (см.

сон в «Спасской Полести»).

Исключительное внимание Радищева-мыслителя и Радищева- художника к народу — крестьянству — и в особенности самый характер изображения им людей из народа были новым и чрез­вычайно значительным явлением в нашей литературе.

До Ради­щева крестьянские персонажи выводились обычно в подчеркнуто карикатурном виде. Если же среди них и оказывался некий поло­жительный образ, то в развязке обычно выяснялось, что на самом деле данное лицо «благородного» происхождения. Вспомним Анюту из комической оперы М. Попова.

Даже Михаил Чулков, сочувственно описывая в повести «Горькая участь» тяжкую долю крестьянина, находит нужным наименовать героя повести под­черкнуто комически — Сысой Дурносопов.

Даже Фонвизин в са­тирическом «Послании к слугам моим», рисуя правдивые образы крепостных слуг, все же явно смотрит на них сверху вниз, с не­сколько барской снисходительностью.

Радищев кладет начало принципиально иному проникнутому любовью и уважением отношению к народу. Крестьяне для Радищева — олицетворение «природы», «натуры», цельности и нравственной чистоты.

Противопоставляя молодой, энергичный, полный физического и душевного здоровья облик Анюты, неуто­мимой в труде, жизнерадостной и веселой в минуты досуга, бо­лезненно-изнеможенным столичным «боярынькам», Радищев ут­верждает новое народное понимание прекрасного, которое будет положено позднее Чернышевским в основу революционно-демо­кратической эстетики. Народный идеал красоты определяет и восприятие Радищевым природы. В его экономическом трактате «Описание моего владения» есть замечательный по силе художе­ственной выразительности образ колосящейся нивы: «Зри,— восстав, дух бури несется по поверхности нив, колеблет желтые злаки и оку очарованному Океан представляет белокурый, на коем зрение тем паче услаждается, что зрит тут исполнившуюся уж надежду возделывателя и совершившуюся благодать Природы на его прокормление». «Писатель-демократ,— пишет в связи с этим автор новейшего труда об эстетике Радищева Л. И. Кулакова,— первый взглянул на природу глазами миллио­нов тружеников, увидал красоту русских полей и лугов, представ­ляющих богатый урожай, и первый сказал о красоте труда, но прекрасного своей созидательной силой».

Глубокая вера Радищева в «преславный» русский народ, в его способность к великим делам, к большим историческим подвигам, вера в неиссякаемую трудовую энергию народа, в его могучие творческие силы определяет собой и исторический оптимизм «Пу­тешествия», безусловную уверенность его автора в конечном тор­жестве народного дела — победе революции.

Источник: http://waldorf.in.ua/narod-v-puteshestvii-obrazy-russkoj-dejstvitelnosti-v-knige-radishheva/

20 завораживающих картин в ритме современного города

Город — это не просто место на карте, это образ жизни и источник вдохновения. У города своя романтика и свои тайны. Музыка, машины, здания, огни, люди, спешащие по делам… Жизнь струится вокруг, и хочется двигаться вместе с ней.

AdMe.ru решил взглянуть на эту жизнь глазами современных художников, очарованных городами и людьми, которые в них живут.

© Kal Gajoum  

Кал Гаджум (Kal Gajoum) — талантливый художник из Ливии. Он работает не кистью, а мастихином — инструментом, который обычно применяется для размешивания красок или очистки палитры. Благодаря нестандартной технике мазки получаются широкими, а полотна наполнены движением и глубиной. Энергичные и рельефные картины Кала Гаджума вызывают восторг и дарят ощущение радости жизни.

© Andre Kohn  

Андре Кон (Andre Kohn) — современный американский художник-импрессионист российского происхождения. Его стиль — это гармония сочных красок и подвижных силуэтов. Радостные, энергичные картины Андре Кона полюбились почитателям искусства во всем мире.

© Bernhard Vogel  

Бернхард Фогель (Bernhard Vogel) — австрийский художник и путешественник. Он побывал во многих городах мира, красоту и неповторимость которых стремится передать в своих работах. Фогель пишет акварелью в удивительно свободной и легкой манере, не боясь играть с цветом и формой. В результате его города получаются удивительно динамичными и будто наполненными внутренним светом.

© Jeff Rowland  

Джефф Роуланд (Jeff Rowland) — художник, влюбленный в дождь. Пронизанные дождем и светом городские улицы — один из его самых любимых сюжетов. Дождливый город часто становится символом одиночества и грусти, но только не у Роуланда. Его город — это город двоих под одним зонтом.

© E.J. Paprocki  

Эжен Джей Папроски (E.J.Paprocki) — художник-импрессионист с мировым именем. Его живопись наполнена воздухом и мягким светом. Мир художника приветлив и уютен. Глядя на его картины, хочется неспешно прогуливаться по каменистым мостовым незнакомых городов, погрузившись в тепло этих улиц и стен.

© Lin Ching-Che  

Атмосфера, которую передает тайваньский художник Лин Чинг-Че (Lin Ching-Che) с помощью акварели, невероятна и восхитительна. Полотна художника зовут с головой окунуться в этот воздух и свет и почувствовать радостное и стремительное движение жизни.

Фото на превью Kal Gajoum

• 17 актеров, которые сыграли своих культовых персонажей спустя много-много лет

• 6 фактов о любви в Средние века, объясняющих, почему человечество не вымерло

• 19 лучших фото конкурса Comedy Wildlife Photography Awards 2018, которые сделают ваш день

• 14 человек, которые превратили вышивку в новый вид искусства

• 19 историй из детства, вспоминать которые ну очень стыдно, но весело

• 15 традиционных блюд Австралии, которыми стоит насладиться хотя бы раз в жизни

• Если бы за косплей давали «Оскар», то простая студентка из Техаса была бы номинирована дважды, а то и трижды

• 20+ кадров со съемочных площадок любимых фильмов, которые для многих станут настоящим откровением

• Как устроена школьная система в разных странах мира (Вот бы нам прыгать через резиночку на уроках)

• 10 бесплатных курсов для женщин, которые откроют перед вами новые перспективы

• Почему даже у хороших людей появляются темные мысли (Знаменитые психиатры всему нашли объяснение)

• 20 комиксов о милых казусах, которые случаются в жизни всех влюбленных

• 18 рок-звезд до того, как мы влюбились в них окончательно и бесповоротно

• 12 оборотов речи, которые многие употребляют неправильно (Придется попрощаться с «Доброго времени суток!»)

• 1 сентября многие школьники придут на линейку без цветов, и никто не останется в обиде

• Я путешествую 10 лет и хочу рассказать про мелочи, которые могут испортить любую поездку

Источник: https://www.adme.ru/tvorchestvo-hudozhniki/20-zavorazhivayuschih-kartin-v-ritme-sovremennogo-goroda-1229460/