Верещагин: послание человечеству
17 мая 2017
Василий Верещагин изучил войну настолько хорошо, что мог бы написать о ней целую энциклопедию. И он написал — красками на холстах. В его картинах почти нет атак, маневров и помпезных парадов. Зато много такой войны, о которой не принято говорить.
Сам художник как-то сказал: «Я задумал наблюдать войну в различных видах и передать это правдиво. Факты, перенесенные на холст без прикрас, должны красноречиво говорить сами за себя». Сегодня творческое послание Верещагина актуально настолько, что от исторических и социальных параллелей становится не по себе.
В преддверии юбилея художника мы отобрали 10 самых страшных картин и рассказали, как правильно их «читать».
«Представляют трофеи»
1872 г. Холст, масло. 240×171 см. Государственная Третьяковская галерея.
Цикл «Варвары», Туркестанская серия
Изящные восточные колонны, залитый солнцем внутренний двор, нарядные одежды собравшихся — что ужасного в этой картине? Сама суть происходящего. В недавнем сражении солдаты эмира продемонстрировали отвагу и доблесть. Они только что прибыли ко двору с ценным трофеем.
Увы, это не золото и не захваченные знамена: у ног восточного владыки в кучу свалены отрезанные головы «неверных» — русских солдат, проигравших в битве. Потемневшие лица в запекшейся крови, отвратительная вонь разложения, от которой собравшиеся прикрываются рукавами халатов, — так выглядит сладкая победа.
Такова минута славы армии-победителя. Одна из голов подкатилась к ноге эмира, и он задумчиво разглядывает лицо мертвого врага. Картина «Представляют трофеи» вошла в цикл «Варвары», который Верещагин написал после возвращения из Туркестана, когда бухарский эмир объявил России джихад — священную войну.
Но может ли война быть священной, когда под твоими ногами отрезанные головы?
«Торжествуют»
1872 г. Холст, масло. 195,5×257 см. Государственная Третьяковская галерея.
Цикл «Варвары», Туркестанская серия
На площади перед величественным медресе Шердор в Самарканде собралась толпа. Одетый в белое мулла в центре читает проповедь. Люди празднуют, но что? Ответ становится очевидным, если приглядеться получше.
На шестах торчат головы солдат — почетный трофей армии эмира, выставленный на всеобщее обозрение. Их можно было бы совсем не заметить на фоне разноцветных орнаментов, залитых ярким солнцем. И все же они здесь, наблюдают за толпой, которая пиршествует буквально на костях.
На раме надпись: «Так повелевает Бог! Нет Бога, кроме Бога».
«Подавление индийского восстания англичанами»
1884 г. Местонахождение неизвестно.
Серия «Три казни»
Эта утерянная картина имеет традиционную трактовку: английские солдаты казнят повстанцев во времена борьбы Индии за независимость от Британской империи. К дулу пушек привязаны мятежники. Вот-вот раздастся залп и несчастных разнесет на куски.
Казнь, которая называлась «дьявольский ветер», была жестока не только в физическом смысле. Для глубоко религиозного населения Индии страшнее, чем смерть, было «предстать пред высшим судьею в неполном, истерзанном виде, без головы, без рук, с недостатком членов».
Сложно придумать более унизительную расправу, учитывая и кастовость индийского общества: собранные после расстрела части тел хоронились все вместе, скопом. После того как Верещагин написал это полотно, британцы обвинили его в шпионаже.
Однако свою идею он передал точно: колониальная война, как и любая другая, делает из одних — хозяев, а из других — рабов.
«На Шипке все спокойно», триптих
1878–1879 гг. Холст, масло. Частные коллекции, Костромской государственный объединенный художественный музей.
Балканская серия
Три картины, объединенные одним сюжетом, рассказывают о последних часах жизни рядового солдата в период Русско-турецкой войны (1877–1878). Несмотря на снежную бурю и лютый холод, он до последнего вздоха держит пост на захваченном Шипкинском перевале: на третьей картине от него остается лишь сугроб да кончик торчащего из-под снега штыка.
Кажется, командование просто забыло про него и оставило на растерзание стихии. Этот триптих рассказывает о недобросовестности и безответственности руководителей армии, которые старательно скрывали настоящее положение дел.
Война здесь — не в прекрасных батальных сценах и глазах, горящих героизмом, а в непростительной беспечности командиров, которым дела нет до своих людей. Русские солдаты, охранявшие перевал, не только ежедневно подвергались обстрелам турок. Часто они попросту замерзали в снегу, так как не имели должной экипировки.
За период с сентября по декабрь 1877 года 700 человек выбыли из строя ранеными и убитыми, а больше 9000 — больными. Но разве генералам было до этого дело? «На Шипке все спокойно», — регулярно рапортовали командиры в столицу.
«Шипка — Шейново. Скобелев под Шипкой»
1878–1879 гг. Холст, масло. 147×299 см. Государственная Третьяковская галерея.
Балканская серия
Сражение за Шипкинский перевал произошло 9 января 1878 года и принесло русской армии долгожданную победу. Наконец закончилась изнурительная оборона, и пришло время героям ликовать.
Генерал Скобелев объезжает шеренги выживших с поздравлениями, и солдаты радостно подбрасывают в воздух шапки. Резво скачет белый конь, развевается победное знамя.
Только какая цена у этой победы? Веселье и радость победителей не так важны, раз на переднем плане оказались десятки окровавленных и изувеченных тел — русских и турецких солдат. В отличие от собратьев, они навсегда останутся в снегах под Шипкой.
Это полотно Верещагина вошло в Балканскую серию, посвященную событиям Русско-турецкой войны. Свою работу над циклом он описывал так: «Возьмешься писать, разрыдаешься, бросишь… За слезами ничего не видно…»
«Перед атакой. Под Плевной»
1881 г. Холст, масло. 179×401 см. Государственная Третьяковская галерея.
Балканская серия
Командование отдало приказ о штурме Плевны. Войско готово начать наступление. Император Александр II вглядывается вдаль, адъютанты рассматривают врага в бинокль. Как ни парадоксально, командиры почти никогда не участвуют в сражении. Они только отдают приказы, посылая на смерть простых людей.
На этой картине Верещагина руководители армии даже не могут толком разглядеть происходящее. Они визуально отделены от войска и выглядывают «из-за угла».
В день атаки император наблюдал за сражением с «закусочной горы» — холма, где он со штабом отмечал именины и поднимал бокалы шампанского «за здоровье тех, которые там теперь дерутся».
После битвы художник возвращался к этому месту: «Везде валяются груды осколков гранат, кости солдат, забытые при погребении. Только на одной горе нет ни костей человеческих, ни кусков чугуна, зато до сих пор там валяются пробки и осколки бутылок шампанского — без шуток».
«После атаки. Перевязочный пункт под Плевной»
1878–1881 гг. Холст, масло. 183×402 см. Государственная Третьяковская галерея.
Балканская серия
Третий штурм Плевны обернулся полным провалом — русская армия потеряла около 13 000 человек и была вынуждена временно отступить. В сражении погиб и Сергей Верещагин — родной брат художника.
Василий долго бродил среди разлагающихся тел погибших, стараясь его отыскать, и это зрелище произвело на него неизгладимое впечатление. Художник вспоминал о днях после сражения: «Число раненых было так велико, что превзошло все ожидания.
Все, что заготовлено, оказалось недостаточным.
«Победители»
1878–1879 гг. Холст, масло. 180×301 см. Киевский национальный музей русского искусства.
Балканская серия
Еще одна картина о Русско-турецкой войне изображает финал битвы под Телишем, когда по вине командующих был почти полностью уничтожен русский полк. Снова на холсте тела погибших и немногочисленные выжившие. Но ужас этой картины не в унесенных смертью жертвах. Ужасна бесчеловечность тех, кто остался жить.
Победители-турки рыщут по карманам убитых — вдруг найдется что-то ценное? Тут же стягивают с еще теплых тел мундиры и сапоги и весело хохочут, забирая в плен одного из уцелевших. Война шокирует и замыливает глаз, и в какой-то момент жестокие поступки перестают казаться противоестественными.
Верещагин показывает неуважение к погибшим — пусть и врагам, но таким же людям, у которых дома остались дети и семьи.
«Побежденные. Панихида»
1879 г. Холст, масло. 179,7×300,4 см. Государственная Третьяковская галерея
После окончания штурма Плевны и Русско-турецкой войны Верещагин написал: «Не могу выразить тяжесть впечатления, выносимого при объезде полей сражения в Болгарии. В особенности холмы, окружающие Плевну, давят воспоминаниями — это сплошные массы крестов, памятников, еще крестов и крестов без конца».
На картине «Панихида» война изображена как всепоглощающая смерть. Бледно-желтое поле до самого горизонта усеяно телами, и нет им конца и края. Две мрачные фигуры священника и командира, совершающие панихиду, — единственное живое, что здесь есть.
Небо в трауре льет горькие слезы по великой человеческой глупости, заставляющей раз за разом, из поколения в поколение затевать бессмысленные и жестокие войны.
«Апофеоз войны»
1871 г. Холст, масло. 127×197 см. Государственная Третьяковская галерея
Пожалуй, это самое известное полотно художника, которое венчает его творчество. На картине раскаленная пустыня, выжженный фруктовый сад, руины города — все, что осталось от некогда цветущего края. Стая стервятников кружится над этим кладбищем в поисках добычи.
Верещагин прекрасно знал человеческую анатомию и старательно выписал каждый череп в огромной пирамиде. Эти останки принадлежат не только солдатам: здесь и старики, и женщины, и дети. А значит, война касается всех. И уничтожает — всех. Эта работа — нравственная проповедь всем живущим и апофеоз философии Верещагина.
На раме адресная надпись: «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим».
Верещагин ненавидел войну, хотя всю жизнь самоотверженно писал только ее. Он погиб, делая зарисовки очередного сражения во время морского столкновения России и Японии. О своем творчестве он писал: «Существует немало других предметов, которые я изображал бы с гораздо большей охотой. Я всю свою жизнь горячо любил и хотел писать солнце».
Для справки
Увидеть вживую картины художника вы можете с 20 апреля по 24 июля в Государственном Русском музее на ретроспективной выставке «Василий Васильевич Верещагин. К 175-летию со дня рождения», генеральным спонсором которой выступает банк ВТБ.
Источник: https://vtbrussia.ru/culture/rm/vereshchagin-poslanie-chelovechestvu/
Искусство, каким вы его еще не видели
#1
Василий Верещагин
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой
#2
Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов художник Василий Верещагин служил на Балканах. Он был своего рода военным репортером: делал карандашные наброски и писал этюды на полях сражений. По возвращении в Россию живописец использовал эти материалы для создания картин балканской серии.
#4
Василий Верещагин был непосредственным участником событий русско-турецкой войны. Во время тяжелого зимнего перехода через Балканы и боев за Шипку художник делал зарисовки в путевом альбоме.
В будущем он хотел воссоздать детали батальных сцен наиболее точно, поэтому собирал на полях сражений обмундирование, оружие, предметы военного быта. Позже, работая над полотном, Верещагин дважды ездил в Болгарию, на места былых сражений.
Когда французский живописец Жан Луи Эрнест Месонье увидел картину «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой», он воскликнул: «Это увидено, это наблюдено!»
#5
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. Фрагмент
#7
Работая над картинами балканской серии, Василий Верещагин отступил от канонов художников-баталистов: он не писал бравых солдат на полях сражений и парадные победные марши.
Героями его полотен стали раненые на переполненных перевязочных пунктах и священники, служащие панихиды по погибшим, пленные солдаты и усталые, замерзшие караульные.
Живописец называл войну «великой несправедливостью».
Он говорил: «Передо мною, как перед художником, война, и ее я бью, сколько у меня есть сил, бью с размаху и без пощады».
#8
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. Фрагмент
#11
Картина «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой» — единственная в балканской серии, на которой Верещагин запечатлел радость победы. Внимание зрителя притягивает динамичная сцена у края полотна. На фоне горы Святого Николая изображен генерал Скобелев на белом коне.
Скобелев поздравляет солдат с победой. За ним — офицеры, среди них Василий Верещагин написал и себя (со знаменем на гнедом коне).
В мемуарах живописец вспоминал эти минуты ликования: «Скобелев вдруг дал шпоры лошади и понесся так, что мы едва могли поспевать за ним.
Высоко подняв над головой фуражку, он закричал своим звонким голосом: „Именем Отечества, именем государя, спасибо, братцы!“ Слезы были у него на глазах.
Трудно передать словами восторг солдат: все шапки полетели вверх, и опять и опять, все выше и выше — ура! ура! ура! ура! без конца. Я написал потом эту картину».
#12
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. Фрагмент
#14
Василий Верещагин написал две картины «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой», одна из них хранится в Третьяковской галерее, вторая — в Русском музее Петербурга. Композиции полотен практически одинаковые: на переднем плане — раненые и убитые, сзади — офицеры и солдаты празднуют победу.
Однако на полотне Третьяковки передний план разгружен, натуралистичные краски уступили место светлым прозрачным тонам. Художник переписал некоторые фигуры: поза погибшего русского солдата со вскинутыми руками стала еще более неестественной и драматичной.
Эти акценты сделали полотно лаконичным и при этом — более экспрессивным.
#15
Шипка-Шейново (Скобелев под Шипкой). Василий Верещагин. 1883—1888. Государственный Русский музей
#18
На картине «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой» доминирует стерильный белый цвет. Умелый колорист Василий Верещагин писал все балканские полотна в сдержанных тонах, в отличие от ярких картин из Туркестана и Индии. Это связано и с военными сюжетами, которые художник стремился изобразить во всей их неприглядности, и с местом действия.
Яркое солнце Агры и пронзительно синее небо Гималаев сменились пасмурной погодой Балкан, насыщенные пейзажи — жухлой травой и снегами, на смену экзотическим костюмам южан пришла военная форма солдат и офицеров.
Работая с цветом картин балканской серии, Верещагин стремился найти подходящее естественное освещение — без ярких солнечных лучей, равномерное и постоянное в течение суток. В доме под Парижем художник построил две мастерские. Зимой он работал в помещении со стеклянной стеной.
А конструкция открытой летней мастерской была так оригинальна, что о ней писали газеты: «Представьте себе огромнейший багажный вагон, открытый с обеих сторон сверху донизу и стоящий колесами на рельсах, описывающих круг величиною с большую арену в цирке. Полотно этой оригинальной железной дороги окружено забором.
Внутри вагона находится ручка, посредством которой один человек без труда может приводить в движение всю огромную храмину и делать целый тур по рельсам». Верещагин передвигал мастерскую, подбирая подходящий для работы свет в зависимости от времени суток и погоды.
#19
222.jpg666.JPG444.jpgВасилий Верещагин. Повозка богатых людей в Дели. 1875. Государственная Третьяковская галерея.
Василий Верещагин. Верблюд во дворе караван-сарая. 1869-1970. Государственная Третьяковская галерея.
Василий Верещагин. Мавзолей Тадж-Махал в Агре. 1874-1876. Государственная Третьяковская галерея.
Источник: https://ar.culture.ru/ru/subject/shipka-sheynovo
ВЕРЕЩАГИН
Василий Васильевич (14.10.1842, г. Череповец Новгородской губ.- 31.03.1904, близ Порт-Артура (ныне Люйшунь, Китай)), рус. художник, публицист, общественный деятель, путешественник. Автор исторических батальных картин, этнографических серий, пейзажист. Род. в семье помещика, предводителя дворянства. Обучался в Александровском малолетнем кадетском корпусе в С.
-Петербурге (1850-1852), затем в Морском кадетском корпусе (1853-1860), вышел в отставку по собственному желанию в чине гардемарина флота. Посещал занятия в Рисовальной школе Об-ва поощрения художеств, с 1860 г. учился в Имп. Академии художеств (АХ) в классе исторической живописи у А. Т. Маркова, затем у А. Е.
Бейдемана (не окончил); за эскиз «Избиение женихов Пенелопы возвратившимся Улиссом» получил малую серебряную медаль (1861). В 1874 г. удостоен звания профессора АХ (отказался, поскольку был убежден во вреде «всех чинов и отличий в искусстве»), с 1883 г. почетный член Сербского научного об-ва в Белграде.
Награжден офицерским Георгиевским крестом 4-й степени (1868) за оборону Самаркандской крепости; участник военных операций русско-тур. войны (1877-1878) в Плевне, на перевале Шипка, в Адрианополе и др.
Академическая система преподавания разочаровала В., чьи художественные устремления были связаны с утверждением реализма в искусстве, интересом к натурным наблюдениям. Эти поиски сблизили его с Л. М. Жемчужниковым, В. В. Стасовым и П. М. Третьяковым. Оставив учебу в АХ, В. уехал на Кавказ (1863-1864, 1865), где написал первые самостоятельные работы.
Натурные впечатления сыграли важную роль в становлении В. как художника: изменились техника исполнения, композиционные решения, появилась психологическая углубленность образов (напр., эскизы для неосуществленной картины «Бурлаки», 1866, ГТГ). Кавказские рисунки получили одобрительную оценку франц. живописца Ж. Л. Жерома и открыли для В.
двери Парижской АХ (1864-1866, не окончил).
В. В. Верещагин. Гравюра на металле. XIX в. (РГБ)
В. В. Верещагин. Гравюра на металле. XIX в. (РГБ)
Результатом двукратного пребывания В. в Ср. Азии (1867-1868, 1868-1870) стала Туркестанская серия картин, принесшая известность художнику.
Размышления над катастрофическими последствиями войны отразились в «героической поэме» «Варвары», отражающей события туркестанской кампании. Серия состояла из 7 работ: «Высматривают» (1873), «Нападают врасплох» (1871), «Окружили — преследуют» (1872, уничтожена В.
), «Представляют трофеи» (1872), «Торжествуют» (1872), «У гробницы святого — благодарят Всевышнего» (1873, Гос. музей живописи, Анкара), «Апофеоз войны» (1871, все — ГТГ). Картина «Апофеоз войны», посвященная временам Тамерлана, стала художественным приговором войне.
Надпись на раме полотна гласит: «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим». Произведения этой серии вызвали неоднозначную оценку в России.
Иконопись церкви в с. Белая Слуда Вологодской губ. Этюд. 1894 г. Худож. В. В. Верещагин (ГТГ)
Иконопись церкви в с. Белая Слуда Вологодской губ. Этюд. 1894 г. Худож. В. В. Верещагин (ГТГ)
Исследовательский характер путешествий В.
раскрылся в результате 2 поездок в Индию (1874-1876, 1882-1883), где он посетил крупные города, храмовые комплексы в Аджанте и Эллоре, Вост. Гималаи, Непал, мн. др.
районы гос-ва, совершал восхождение на гору Канченджанга («Мавзолей Тадж-Махал в Агре» (1874-1876), «Ледник по дороге из Кашмира в Ладак» (1875), обе — ГТГ).
Среди серий картин В., ставших известными в Европе, выделяются Балканская (1878-1880), Палестинская (1884-1885), Гималайская (1885-1886), «Трилогия казней» (завершена в 1887). События русско-тур.
войны нашли отражение в Балканской серии, где основную группу работ представляют картины, посвященные обороне Шипки, среди них — «Шипка-Шейново» (1878-1879, ГТГ; вариант-повторение — ГРМ), ряд полотен связан со штурмом Плевны — «После атаки» (1881, ГТГ) и сражением под Телишем — «Победители» (1878-1879, КМРИ). В кон. 80-х гг. XIX в. В.
работал над серией этюдов, запечатлевших памятники архитектуры Ярославля, Ростова, Костромы, Макарьева, и серией портретов «незамечательных русских людей» (завершена в 1895).
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. 1878-1879 гг. Худож. В. В. Верещагин (ГТГ)
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. 1878-1879 гг. Худож. В. В. Верещагин (ГТГ)
Первая персональная выставка В. была организована в Лондоне в 1873 г., последующие (их свыше 70) — в городах России, Европы и США (1888-1891), каталоги выставок содержали подробные комментарии В. к картинам. В.
переселился в Москву в 1891 г. и приступил к работе над серией полотен «1812 год» (1891-1900), писал этюды, путешествуя по Сев. Двине (1894). Посетил Соловецкий мон-рь; совершил поездки на Филиппины (1901), на Кубу и в США (1902), в Японию (1903). В 1904 г. после объявления русско-япон. войны уехал в действующую армию на Дальн. Восток.
Погиб в первые дни войны, при взрыве броненосца «Петропавловск».
Многочисленные путешествия В. стали материалом и для его литературно-публицистической деятельности, направленной на утверждение новой миссии изобразительного искусства — «быть призывом к единству человечества, к созданию общества, основанного на демократических принципах равенства».
Работы содержат подробные этнографические и географические наблюдения, аналитический материал о политических системах и социальных явлениях различных стран (Духоборцы и молокане в Закавказье. М., 1900; На войне в Азии и Европе: Восп. худож. В. В. Верещагина. М.
, 1894; На Северной Двине: По деревянным церквам. М., 1896 и др).
В 1901 г. был выдвинут на соискание 1-й Нобелевской премии мира. На родине художника в Череповце в 1998 г. открыт Дом-музей Верещагиных.
Арх.: РГАЛИ. Ф. 718; РНБ ОР. Ф. 137; ГТГ ОР. Ф. 17; РГИА. Ф. 789. Оп. 14. Ед. хр. 29-В [личное дело].Ист.: Верещагин В. В. Повести. Очерки. Воспоминания. М., 1990.Соч.: Иллюстрированная автобиография нескольких незамечательных рус. людей. М., 1895; Наполеон I в России, 1812 / Вступ. ст. В. А. Кошелева, А. В. Чернова. СПб., 1899. Тверь, 1993; На войне: Восп. М., 1902; Переписка В. Верещагина и В. В. Стасова. М., 1950-1951. 2 т.; Избранные письма / Сост., авт. предисл. и примеч. А. К. Лебедев. М., 1981; Переписка В. В. Верещагина с П. М. Третьяковым 1874-1898. М., 1963; О зарубежном Востоке / Сост., авт. послесл. и примеч. Л. М. Демин. М., 2001.Лит.: Садовень В. В. В. В. Верещагин. М., 1950; Лебедев А. К. В. В. Верещагин. М., 1958 [Библиогр.]; Верещагин В. В. Воспоминания сына художника В. В. Верещагина / Предисл. А. Лебедева. Л., 1982; Завадская Е. В. В. В. Верещагин. М., 1986; Лебедев А. К., Солодовников А. В. В. В. Верещагин. М., 1988; В. В. Верещагин в Третьяковской галерее: К 150-летию со дня рожд.: [Кат. выст.] / Авт. вступ. ст. Я. В. Брук. М., 1990; Демин Л. М. С мольбертом по земному шару: Мир глазами В. В. Верещагина. М., 1991; Лебедев А. К. Жизнь и наследие В. В. Верещагина в свете новых публ. М., 1992.Художники русские История искусства. Россия Верещагин Василий Васильевич (1842-1904), русский художник, публицист, общественный деятель, путешественник Живописцы русские Путешественники Публицисты русскиеБРЮЛЛОВ Карл Павлович (1799 — 1852), рус. живописецБЫКОВСКИЙ Михаил Доримедонтович (1801 — 1885), рус. архитектор, преподаватель, живописец и графикВАСНЕЦОВЫ братья, рус. художникиБАЙКОВСКИЙ Антон Павлов (? — 1693), живописец Оружейной палатыБРУНИ Федор Антонович (1799 — 1875), рус. живописец, графикГРАБАРЬ Игорь Эммануилович (1871 — 1960), рус. живописец, историк искусства, реформатор музейного и реставрационного дела в Россиии СССР; действительный член АН СССР (1943) и АХ СССР (1947), народный художник СССР (1956)КАТИН (Катинов) Николай Иванович (1777 — после 1865?), вологодский художник и иконописецАЙВАЗОВ Иван Георгиевич (1872-1964), богослов, публицист, миссионерАКСАКОВ Иван Сергеевич (1823-1886), писатель, публицист, издатель, идеолог славянофильстваАКСАКОВ Константин Сергеевич (1817-1860), писатель, лит. критик, публицист и историк, один из главных теоретиков славянофильстваАКСАКОВ Николай Петрович (1848-1909), богослов, философ. историк, публицист, автор худож. произв., лит. критикАЛЕКСЕЕВ Петр Алексеевич (1727–1801), прот., писатель, публицист, лексикограф, богослов
Источник: http://www.pravenc.ru/text/150407.html
Василий Верещагин. Художник, ненавидевший войну
Григорий Островский о Василии Верещагине
«Василию Верещагину выпала удивительная и на редкость цельная судьба. Воспитанник кадетского корпуса, офицер, человек большого мужества и хладнокровия, он появлялся повсюду, где было опасно, где свистели пули и ядра, лилась кровь.
Верещагин служил в Туркестане, в русско-турецкую войну был на Балканах, в самой гуще сражений под Плевной и Шипкой. Смерть свою встретил, как солдат, на борту броненосца «Петропавловск», подорвавшегося в 1904 году на мине в Японском море.
И всю свою жизнь он страстно ненавидел войну. Ненавидел жестокость войны, смерть, которую она несет тысячам людей, нужду, горе, боль, невосполнимые утраты — неизменных спутников войны. Ненавидел тех, кому она выгодна.
«Война войне» — стало девизом жизни и творчества крупнейшего художника-баталиста В. Верещагина, «апостола человечности», как называли его современники.
На одной из своих картин, названной «Апофеоз войны» (1871), художник изобразил пустыню, выжженную солнцем, желтые раскаленные пески, густую синеву неба.
Апофеоз войны
Вдали руины разрушенного и покинутого города, а на переднем плане пирамида человеческих черепов, изуродованных сабельными ударами, зияющих пустыми глазницами и страшными оскалами зубов, и воронье над ней. На раме картины Верещагин велел вырезать посвящение: «Всем великим завоевателям прошедшим, настоящим и будущим».
Верещагин был не первым русским художником-баталистом, многие живописцы изображали военные эпизоды, тем более что такие картины пользовались успехом у воинственных императоров, великих князей и тщеславных генералов.
Мудрые цари и бесстрашные полководцы повелительным жестом посылают в сражение свои верные полки, кони благородных кровей выгибают под ними свои лебединые шеи, офицеры и генералы свиты сверкают позументами парадных мундиров.
А доблестные войска — аккуратные послушные солдатики с ружьями наперевес или гарцующие всадники с саблями наголо — стройными рядами под звуки фанфар и бой барабанов сокрушают неприятеля. Так нередко писали и в официальных реляциях, то есть «как хотели, чтобы было, но как в действительности никогда не бывает», — говорил Верещагин.
Первым нарушил эту традицию подпоручик горно-артиллерийского взвода Лев Толстой. Его «Севастопольские рассказы» — это потрясающий художественный документ участника и свидетеля обороны Севастополя в Крымскую войну 1853—1856 годов.
«Герой же моей повести, — писал Толстой, — которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда».
Вслед за писателем это мог бы сказать и художник-баталист Верещагин.
Немало повидал он на своем веку. Выставки картин Верещагина экспонировались в Москве, Петербурге, во многих городах Америки, Париже, Вене, Лондоне, Берлине, Будапеште и других столицах. Интерес к ней был огромен. Немецкий фельдмаршал Мольтке запрещал военным вход на выставку Верещагина.
Все лучшие критики, писатели, художники отдавали должное Верещагину, а некий академик Н. Тюртюмов публично клеветал на Верещагина и утверждал, что картины туркестанской серии написаны им «компанейским способом», при помощи мюнхенских художников. Почти всю жизнь художника окружала атмосфера непонимания и враждебности.
Даже когда был успех. В минуту отчаяния Верещагин мог порезать и сжечь свои картины, но лгать он не умел. В художественной жизни того времени держался особняком — не состоял в Товариществе передвижных выставок, не был членом Академии художеств.
Жил в Москве, Мюнхене, Париже, много путешествовал, устраивал свои выставки, писал статьи и очерки. Наотрез отказывался от всех званий, чинов и наград; единственный орден, который носил,— Георгиевский крест, полученный за храбрость в бою.
Он твердо знал, что хочет, и поставленной цели добивался с настойчивостью и упорством. Лучшая часть русского общества была на его стороне, понимала, поддерживала, встречала его картины как откровение.
В стихотворении «На первой выставке картин Верещагина» (1874) В. Гаршин писал:
Не то увидел я, смотря на эту степь, на эти лица:
Я не увидел в них эффектного эскиза,
Увидел смерть, услышал вопль людей,
Измученных убийством, тьмой лишений.
Не люди то, а только тени
Отверженников родины своей.
Ты предала их, мать!
В глухой степи — одни,
Без хлеба, без глотка воды гнилой,
Изранены врагами, все они
Готовы пасть, пожертвовать собой,
Готовы биться до последней капли крови
За родину, лишившую любви,
Пославшую на смерть своих сынов.
Кругом — песчаный ряд холмов,
У их подножья — орда свирепая кольцом
Объяла горсть героев.
Нет пощады! К ним смерть стоит лицом!
И, может быть, они ей рады;
И, может быть, не стоить жить — страдать!
Плачь и молись, отчизна-мать!
Молись! Стенания детей,
Погибших за тебя среди глухих степей,
Вспомянутся чрез много лет,
В день грозных бед!
Это о картине «Нападают врасплох».
В картинах туркестанской серии, написанных с предельной точностью и скрупулезностью в передаче деталей, предстают сцены скромного, непоказного героизма русских солдат, до конца исполняющих свой воинский долг. Мусульмане, ликующие над изувеченными телами неприятеля («Представляют трофеи», «Торжествуют»)
Торжествуют
Представляют трофеи (Фрагмент)
, солдаты, хладнокровно закуривающие над поверженными врагами («Вошли»),
Вошли
последние мгновения жизни, жестоко и нелепо оборванной бессмысленной смертью («Смертельно раненный»).
Смертельно раненый
Наконец, убитый солдат, погибший за чужие и непонятные ему интересы, всеми забытый, оставленный в чужих краях. Какой негодующий шум подняли генералы и офицеры Туркестанской армии по поводу «Забытого»!
Забытый
Картины Верещагина — это, прежде всего, художественные документы, правдивые и объективные свидетельства очевидца. Большинство его работ создано непосредственно с натуры, по натурным этюдам, по личным впечатлениям.
Творческому воображению художник не давал воли, и в этом была его и сила, и слабость. Тема человека на войне, «драма человеческого сердца как самостоятельный сюжет», по словам И. Крамского, часто отступали в творчестве Верещагина на второй план.
Не романист-психолог и не занимательный рассказчик, Верещагин был по складу своего дарования художником-документалистом, «специальным корреспондентом» русского искусства на театрах военных действий.
Свое призвание он видел в том, чтобы стать историком современности, поведать людям правду о войне и тем самым возбудить ненависть к ней.
Главным событием творческой биографии Верещагина стала его балканская серия — о русско-турецкой войне 1877— 1878 годов. В этих полотнах прозвучал протест художника-гуманиста против зверств турецких башибузуков, бессмысленной гибели русских солдат, обреченных на гибель бездарным командованием.
Обезглавленные трупы, циничное глумление турок над павшими врагами, скорбная панихида на поле битвы, покрытом телами солдат… Плевна. Перед атакой русских войск на турецкие позиции. Еще одно мгновение. После атаки. Штурм не удался.
Нескончаемым потоком тянутся на полевой перевязочный пункт сотни раненых, окровавленных, изуродованных. Ценой большой крови заплатили солдаты за самоуверенность и небрежность генералов, готовивших взятие крепости. «На Шипке все спокойно», — доносили они в Петербург.
На Шипке гибли и замерзали солдаты, это Верещагин видел своими глазами. «На Шипке все спокойно» — так с болью и горькой иронией назвал художник свою картину.
«На Шипке все спокойно «
Мороз, метель на перевале, и часовой, замерзший на посту. Еще один забытый… Этот низший чин даже не попадает в очередное донесение, ведь на Шипке все спокойно.
Победа! Генерал Скобелев объезжает русские войска, освободившие болгарский народ от турецких поработителей. Мелькают в воздухе шапки, а на первом плане разбитые орудия, траншеи, еще неубранные трупы.
(«Шипка — Шейново, Скобелев под Шипкой»).
Скобелев под Шипкой
Так войну еще никто не писал. Правда жизни и правда искусства, откровенная тенденциозность художника-демократа и солдата, безусловная достоверность свидетельства очевидца и образное обобщение многоопытного мастера соединились в художественной целостности серии, ставшей выдающимся явлением русской батальной живописи.»
http://veresh.ru/ostrov.php
Растерзанный солдат
Великая армия. Ночной привал (Из серии «1812 год»)
Триумфаторы. Москва 1812 год.
В госпитале (Балканская серия)
В плену
Высматривают
Два ястреба (Башибузуки)
Первязочный пункт под Плевной
Побежденные. Панихида.
Индия. Приведение смертного приговора британскими войсками
Допрос перебежчика
В Бухаре
Переплывают реку
Продажа ребенка-невольника
Сарбаз. Туркестанский воин.
Портрет афганца
Пикет на Балканах
Офицер
Портрет бачи
Портрет горца
В Иерусалиме. Царская гробница.
Распятие
Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!
Источник: https://art.mirtesen.ru/blog/43018373946/next
Турецкий гамбит художника Верещагина — Церковь Успения Богородицы
«Турецкий гамбит» Бориса Акунина – один из самых удачных его романов. Но вряд ли кто-то догадывается, что в ее успехе «виновата» еще одна книга, изданная в далеком 1902-м году. Она-то и впрыснула современному мастеру исторического детектива изрядную дозу вдохновения. История от Олеся Бузины.
Давно замечено, что для исторического романа нужно иметь хороший “исходник”. “Петр Первый” Алексея Толстого, как признавался сам автор, возник из чтения пыточных записей московского приказа тайных дел – тогдашней полиции.
На допросе подозреваемые говорили простым понятным языком, совсем не похожим на скучные монографии профессиональных историков. Стиль этих документов привел писателя в восторг и придал его произведению ощущение достоверности.
Многие книги Валентина Пикуля, что он тоже не скрывал, основываются на широко издававшихся до революции многотомных исследованиях Казимира Валишевского – польского историка, писавшего по-французски и обожавшего пикантные подробности. Его работа в парижских архивах не пропала даром, воскреснув под новым соусом в пикулевском “Пером и шпагой”.
В отличие от Пикуля или Толстого, Акунин предпочитает прятать концы в воду, словно посмеиваясь над необразованностью нынешнего массового читателя. Мол, все, что написал, мое. Никаких предшественников не имею. Никто на меня не влиял. А, если влиял, догадайтесь! На то он, детектив, и существует.
В основе “Турецкого гамбита” — события русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. Знают ее у нас не так по книгам, как по картинам Василия Верещагина – самого известного художника-баталиста второй половины XIX века. Полотна “Побежденные”, “Скобелев под Шипкой”, “Башибузуки”, “Перед Плевной” давно стали классикой.
Но мало кто знает, что Верещагин был еще и замечательным писателем. Его документальная книга “На войне” вышла в 1902 году “в память двадцатипятилетия войны за освобождение”, как указано на ее титуле. С тех пор она не переиздавалась, давно став библиографической редкостью.
Но именно она – тайный ключ к разгадке “Турецкого гамбита”.
“Под Плевной”
ПЕРВАЯ ВОЙНА КОРРЕСПОНДЕНТОВ
“Знакомый уже с характером азиатских кампаний, — пишет Верещагин, — я хотел познакомиться и с европейскою войною, в виду чего, приятель мой, бывший генеральный консул в Париже, Кумани, своевременно списался через нашего общего знакомого, барона Остен-Сакена с начальством главной квартиры собранной в Бессарабии армии и мне предложено было состоять при особе главнокомандующего”.
Главнокомандующим был брат самого императора Александра II – великий князь Николай Николаевич. Но проникновение художника, пусть на тот момент и достаточно известного, в столь высокие сферы не должно удивлять.
До того, как стать мастером кисточки, Верещагин учился в Морском корпусе, собираясь стать флотским офицером. Это помогло ему навсегда остаться своим в среде профессиональных военных. Полководцы, как известно, тщеславны. Им хочется иметь рядом кого-то, кто навсегда запечатлел бы их подвиги. А художник из “своих” — военных, да к тому же еще и дворян, подходил для этой цели идеально.
Впрочем, нужно отдать должное и Александру II, и его свите. Они позволяли Верещагину совать нос, куда ему хочется и рисовать все, что угодно. О самодержавии у нас любят рассказывать всякие ужасы.
Между тем, это был режим, уважавший искусство и умевший ценить его. В результате русско-турецкая война оказалась запечатленной на холсте с невероятным для любого времени натурализмом, далеким от всякой парадности.
Такой же натурализм господствует и в воспоминаниях Верещагина.
В “Турецком гамбите” шпион скрывается среди зарубежных корреспондентов, прикомандированных к русской армии. Это пестрое сборище – не выдумка Акунина. Подобную компанию журналюг описывает в книге “На войне” и Верещагин.
Да и его самого частенько принимали за репортера: “Молодой офицер, встретил меня в воротах вопросом, не корреспондент ли я, и когда узнал, что я не корреспондирую в газеты – едва удостоил ответить… Я рассказал потом своему брату об этой погоне его подчиненного за корреспондентами, и он со смехом сознался, что молодой человек, обиженный малым официальным вниманием к их полку, решил разыскать какого-нибудь корреспондента и начинить его сведениями”.
После одного из сражений художника досаждали теми же расспросами: “Совсем охрипшие после боя голоса на разные тона выспрашивали и выкликали: “Г-н корреспондент! Позвольте узнать: ведь вы корреспондент?!” И тут разочарование было велико, когда оказалось, что я не занимаюсь тем делом, за которое иногда очень строго осуждают, а иногда очень нежно ласкают, смотря по надобности”.
“Два Ястреба (башибузуки)”
Журналисты играли в той войне роль, даже большую, чем в романе. В “Турецком гамбите” есть британский корреспондент по фамилии Маклафлин.
Это он всячески опекает Варю и рассказывает ей о неудаче русской атаки под Плевной: “Нет, в центре турки устояли”… В реальности у этого героя был прототип, описанный в книге Верещагина, — американский журналист Мак-Гахан, посылавший корреспонденции для “Дейли Ньюс”.
Он настолько талантливо рассказывал в своих статьях о резне турками мирного болгарского населения, что послужил одной из причин, которая заставила Александра II вступиться за братьев-славян и объявить войну Турции.
“Случайно я натолкнулся, — пишет Верещагин, – на известного американского корреспондента газеты “Daily News” Мак-Гахана, одного из непосредственных виновников войны за болгар, притеснения и резню которых он так трогательно и живо описал в свое время… Старик Скобелев называл этого корреспондента, как и всех других, “проходимцем”, но мне он и тогда, и после казался скромным, правдивым человеком и хорошим товарищем. Мак-Гахан, бесспорно, симпатизировал русским, в отличие почти от всех других писавших в иностранные газеты… Очень немногие знали, что Мак-Гахан женат на русской, Елагиной, из Тулы, и сам он старательно скрывал это обстоятельство, дабы не подрывать в Европе и Америке веры в свои сообщения”.
Другой прототип Маклафлена – американский военный атташе или, как тогда говорили, “агент” капитан Грин. Именно он побудил Александра II прекратить кровавый штурм Плевны своими неправильными сведениями.
Этот эпизод тоже есть в мемуарах Верещагина: “Около 6 часов из сплошного дыма выделилась фигура всадника в шляпе с широкими полями, в какой-то полувоенной форме; в ней узнали американского военного агента, капитана Грина, возвращавшегося с наших позиций.
Государь тот час же послал попросить его к себе и стал расспрашивать. Я стоял близко и слышал, как Грин рассказывал, что все атаки отбиты и штурм со всех сторон не удался”.
От Грина Маклафлину из “Гамбита” достался еще и гардеробчик – тот самый полувоенный костюм и широкополая шляпа. А от Мак-Гахана – коляска, в которой он путешествует со всеми удобствами.
Осада Плевны у Акунина – в значительной степени мифологизирована. Ее неуспех объясняется талантливыми действиями турецкого разведчика Анвар-эфенди, путающего все планы русского командования.
В реальности такой суперагент был не нужен. Его роль замечательно играла обычная славянская бестолковщина и разгильдяйство.
Никто так не поспособствовал затягиванию войны и гигантским потерям, как сами русские генералы во главе с царем.
“Побежденные”. Эта картина Верещагина один к одному перенесена в “Турецкий гамбит”
В снятом по “Турецкому гамбиту” фильме есть эпизод массового отпевания погибших солдат после неудачной атаки. В романе и кинокартине под расстрел их заманил неуловимый Анвар-эфенди. На самом деле, видеоряд кинокартины почти один к одному взят из полотна Верещагина “Побежденные. Панихида по убитым”.
Эта иллюстрация результатов подлинной лобовой атаки гвардейских егерей под Телишем.
Верещагин не только написал на эту тему картину, но и оставил соответствующие описания в книге “На войне”: “Только подойдя совсем близко, я разобрал по ком совершалась панихида: в траве виднелось несколько голов наших солдат, очевидно, отрезанных турками; они валялись в беспорядке, загрязненные, но еще с зиявшими отрезами на шеях…Батюшка и причетник обратили мое внимание на множество маленьких бугорков, разбросанных кругом нас; из каждого торчали головы, руки и чаще всего ноги, около которых тут и там возились голодные собаки, а по ночам, вероятно, работами и волки с шакалами. Видно было, что тела были наскоро забросаны землей…
Когда на другой день я снова приехал на это печальное место, процедура откапывания и сноса тел подходила к концу. На огромном пространстве лежали гвардейцы, тесно друг подле дружки; высокий, красивый народ, молодец к молодцу, все обобранные, голые, порозовевшие и посиневшие за эти несколько дней.
Впереди лежавшие были хорошо видны, следующие закрывались, более или менее, стеблями травы, а дальше почти совсем не видно было из-за нее, так что получалось впечатление, как будто все громадное пространство до самого горизонта было услано трупами.
Я написал потом картину этой панихиды, каюсь, в значительно смягченных красках, и чего-чего не переслышал за нее! И шарлатанство это, и самооплевывание, и историческая неправда!”
“Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой”
После таких атак, генералы сообразили, что действовать нужно не старомодным героизмом, а обычным артобстрелом. Следующий редут сдался после бомбардировки из пушек. Зрелища не было никакого. Пехота в бою не участвовала вообще. Зато турки, ошеломленные потерями, безропотно подняли руки.
Но образ Анвар-эфенди, скорее всего, подсказан еще одной картиной Верещагина – “Шпион” и описанием эпизода задержания турецкого лазутчика в книге “На войне”. Правда, там в этой роли фигурирует австрийский аристократ.
“НА ВОЙНЕ” — КРУЧЕ, ЧЕМ У АКУНИНА
“После удачи”
Не преуменьшая достоинств “Турецкого гамбита”, замечу, что воспоминания самого Верещагина произвели на меня куда более сильное впечатление. Чувствуется, что их писал очевидец. Причем, очевидец честный.
Скажем, в романе есть только одна отрезанная голова – та, что болтается у седла башибузука на первых страницах и пугает наивную барышню Варю. А “На войне” предоставляет, такое изобилие отстриженных голов, что собственная голова идет кругом.
Верещагин подробно описывает привычку турок отрезать попавшим в плен раненым половые органы – таких трупов он вдоволь насмотрелся. А двух албанцев, “вырезавших младенцев из утроб” матерей-болгарок, он сам просил генерала Струкова повесить. Отчасти, во имя справедливости.
А отчасти из художественного любопытства: “Что это вы, Василий Васильевич, сделались таким кровожадным? – заметил Струков. – Я не знал этого за вами”. Тогда я признался, что еще не видал повешения и очень интересуюсь процедурою, которая, конечно, будет совершена над этими разбойниками. Мне в голову не приходило, чтобы их можно было “простить”.
Я считал, что дело в шляпе, то есть, что до выхода нашего из Адрианополя я еще увижу эту экзекуцию и после передам ее на полотне. Не тут-то было: незадолго перед уходом, найдя обоих приятелей все в том же незавидном положении и осведомившись: “Разве их не будут казнить?”, я получил ответ: “Нет”.
Генерал Струков заявил, что “не любит расстреливать и вешать в военное время, и не возьмет этих двух молодцов на свою совесть”.
“После неудачи”
Вот из-за таких эпизодов книгу Верещагина и боятся переиздавать. Ведь ему прочно навязали имидж “художника-гуманиста”, хотя он был, прежде всего, реалистом в прямом значении этого слова.
Он не забывает упомянуть, что освобождаемое население частенько жаловалось на освободителей: “Там казак стянул гуся, там зарезали и съели барана так ловко, что ни шкуры, ни костей нельзя было доискаться; бывали даже жалобы, хоть и редко, на то, что казак “бабу тронул”.
Или, как вам понравится замечательный эпизод, когда православные воины присели по нужде “орлами” прямо в мечети, загадив ее? Конечно, грубовато. Но, что поделать, если так было. По крайней мере, отрезать туркам то, что у них было только обрезанным, у наших предков (а среди участников той войны почти половину составляли украинцы) рука не поднималась.
Олесь Бузина, 28 марта 2008 года
На анонсе: В. Верещагин. “Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой” (Фрагмент)
Источник
Источник: http://klin-demianovo.ru/http:/klin-demianovo.ru/analitika/118410/turetskiy-gambit-hudozhnika-vereshhagina/
Военкор Василий Верещагин
Василий Верещагин. «Факир». Государственная Третьяковская галерея
1 В 18 лет, окончив Морской кадетский корпус в чине гардемарина флота, Верещагин прослужил на флоте всего одну неделю и поступил в Академию художеств.
2 Был первым русским учеником самого знаменитого французского художника салонного академизма Жан-Леона Жерома в парижской Академии изящных искусств (1864).
3 Стал первым русским художником, показавшим персональную выставку в США (1888): сначала в Нью-Йорке, а после огромного успеха еще и в Чикаго, Филадельфии и Бостоне.
4 Сам создавал эскизы роскошных рам для своей живописи и требовал выставлять картины только в них.
5 Во время русско-турецкой войны Верещагин ввел в русской армии моду на полушубки. На фотографии 1878 года он изображен в полушубке с орденом Георгия 4-й степени, полученным им в 1868 году за участие в обороне Самаркандской крепости.
Василий Верещагин (1842–1904) — мечта куратора. Его жизнь четко делилась на периоды-путешествия, к которым подвязывались серии картин. У художника есть хиты, по ним он знаком любому зрителю. Наконец, пристрастие к вычурным рамам подпитывает интерес любителей русского искусства: зачем позолота и богатая резьба сопровождает изображения смерти или портреты нищих?
По этим опорным точкам Государственный Русский музей и построил выставку: 200 картин и рисунков из десятка отечественных музеев, главные — Государственная Третьяковская галерея и ГРМ, а также предметы из Российского этнографического музея.
Последний раз Верещагина подробно показывали 25 лет назад к предыдущей круглой дате. Тогда Третьяковка выставила все, что у нее имеется: 138 картин и эскизов, 400 рисунков. Кстати, в собрании самого Павла Третьякова было 237 живописных произведений художника, позже часть из них попала в региональные музеи.
Следующая выставка Верещагина запланирована в Третьяковке на март 2018 года.
Василий Верещагин. «Шпион». 1878–1879. Courtesy of Sotheby's
Илья Репин назвал Верещагина гражданином-деятелем, сверхчеловеком, обладателем универсальных дарований.
Художественный критик Федор Булгаков уточнил: художник-антимилитарист, путешественник, писатель, этнограф, герой войны. Все титулы уместны, но главный все же — Художник. Принятый в Академию художеств и не окончивший ее.
В 32 года удостоенный звания профессора и отказавшийся от него.
Какую карьеру мог выбрать для своего сына предводитель череповецкого уездного дворянства? Который, будучи Василием Васильевичем, назвал сына Василием. Конечно, военную. Оттрубив положенные семь лет в Морском кадетском корпусе, Верещагин получил звание гардемарина флота и через неделю вышел в отставку, чтобы в том же сезоне поступить в Академию художеств.
Василий Верещагин. «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой». До 1890. Государственный Русский музей
На втором курсе студент Верещагин получает малую золотую медаль за графический эскиз к программе «Избиение женихов Пенелопы возвратившимся Улиссом».
Но судьба мифологического персонажа, подвигнувшего Джеймса Джойса на создание эпического романа, не волновала Верещагина. Он посещал лекции историка Николая Костомарова и покинул академию, формально оставаясь в классе пейзажной живописи.
Впереди был Париж, занятия в Академии изящных искусств в мастерской модного французского ориенталиста Жан-Леона Жерома, автора эрмитажной картины «Бассейн в гареме». Но сначала Верещагин съездил на Кавказ и в Закавказье, где много рисовал.
В собрании Русского музея хранятся, в частности, выразительные скетчи «Мингрелец», «Кумык-оружейник из Пятигорска», «Мальчик Алексей с почтовой станции Казбек», «Армянин Антон из Моздока».
Василий Верещагин. «Избиение женихов Пенелопы возвратившимся Улиссом». 1861–1862. Государственный Русский музей
1867 год стал датой рождения того Верещагина, которого мы знаем сейчас. Он поступил прапорщиком в распоряжение Константина фон Кауфмана, туркестанского генерал-губернатора и командующего Туркестанским военным округом.
Россия расширяется, двигаясь в Среднюю Азию, но ошибочно думать, что Верещагиным двигал патриотический угар. Позже он напишет в воспоминаниях: «Страстной любви к Востоку у меня не было, черт побери. Там было свободнее, вольнее, чем на Западе.
Вместо парижской мансарды или комнаты на Среднем проспекте Васильевского острова у меня была киргизская палатка, вместо натурщиков — живые люди. Картины являлись сами собой, я не искал их». Под этим подпишется любой фотограф-стрингер, работающий сегодня в горячих точках.
Кстати, художник тщательно искал самые важные детали, соперничая с набиравшим силу искусством фотографии. Но важнее всего слова «черт побери». Они объясняют, почему Верещагин пишет «После удачи» (басмачи с головой русского солдата) и «После неудачи» (русский воин прикуривает трубку около груды тел своих противников).
В Средней Азии созданы «Дервиши в праздничных нарядах» и «Хор дервишей, просящих милостыню». Художник этнографически изображает одежду бродяг, поющих молитвы. Оба сюжета — головы и дервиши — ему скоро пригодятся.
Василий Верещагин. «Нападают врасплох». 1871. Государственная Третьяковская галерея
Самые знаменитые картины Верещагин создал в мюнхенской мастерской. По его словам, «этюды учили, картины созревали гораздо позже».
Там появились «Нападают врасплох», «Смертельно раненный», «У дверей мечети», «Продажа ребенка-невольника» и, наконец, «Апофеоз войны». Эту картину часто считают протестом Верещагина против преклонения перед Тамерланом, в XIV веке залившим кровью Евразию.
Но художник беспощаден: «Посвящается всем великим завоевателям, прошедшим, настоящим и будущим».
Василий Верещагин. «Побежденные. Панихида». 1878–1879. Государственная Третьяковская галерея
Такое творческое и человеческое усилие требовало паузы — художник едет в Индию и Гималаи. Подробно фиксирует мавзолей Тадж-Махал и буддистские праздники. В горных пейзажах ему явно не хватает эзотерики, которую найдет Николай Рерих. Впрочем, муза Верещагина была далека от теософской созерцательности.
В 1877–1878 годах он участвует в русско-турецкой войне на Балканах. И снова как убежденный антимилитарист пишет «Побежденные. Панихида», «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной». На большом полотне «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой» на первом плане изображены убитые русские солдаты и только вдали — принимающий парад генерал Михаил Скобелев на коне и подброшенные вверх шапки победителей.
Василий Верещагин. «Дервиши в праздничных нарядах». 1869–1870. Государственная Третьяковская галерея
В 1880 году «Балканская серия» была представлена Александру II, который отказался купить ее в казну. По слухам, наследник престола, будущий персонаж Паоло Трубецкого, не отличавшийся художественным вкусом, говорил грубости про Верещагина. По счастью, жил в России купец Павел Третьяков.
В биографии Верещагина оставалось три войны. Первая — виртуальная — вылилась в серию картин «1812 год», она заняла у художника 17 лет. Самые известные, долго украшавшие школьные учебники — «На большой дороге. Отступление, бегство» и картина о партизанах «Не замай — дай подойти», обе с изображением снегов, погубивших французов. Наполеон и его маршалы удались Верещагину меньше.
Василий Верещагин. «Апофеоз войны». 1871. Государственная Третьяковская галерея
В 1888–1894 годах художник путешествует по Золотому кольцу и Северу. Итог — изображения московских печей, ростовских резных иконостасов, портреты оленевода, нищенки и дворецкого на пенсии.
Сами по себе они не столь интересны — спасают шикарные рамы, плод продуманной выставочной стратегии Верещагина, который показывал свои картины по всей Европе и в США.
Чаще всего рамы делались по специальному заказу с богатым резным или лепным декором, матовым и глянцевым золочением, восхищавшим даже Владимира Стасова, не любившего излишеств в искусстве.
Даже в мастерской Верещагин хранил картины в рамах и Третьякова просил их возить только в них, несмотря на то, что вес картины увеличивался в разы (счет шел на десяток-другой пудов), а ящики с картинами занимали целые железнодорожные платформы.
Василий Верещагин. «У крепостной стены. «Пусть войдут». 1871. Государственная Третьяковская галерея
Вторая война для Верещагина также была виртуальной. По следам испано-американской войны 1898 года художник сгонял на Филиппины и создал «госпитальную» серию, в которой в роли сестры милосердия позировала его жена Лидия, и «ковбойскую» серию с характерной картиной «Шпион».
Реальная русско-японская война стала для Верещагина роковой. Он погиб 31 марта 1904 года от взрыва на броненосце «Петропавловск». По иронии злой судьбы художник-путешественник 30 лет мечтал о поездке в Японию. В 1903 году он провел четыре месяца в Токио, Киото и Никко, оставив добрые воспоминания и трогательные картины в рамах, которые отделаны японской парчой «ямато нисики».
Государственный Русский музей
Василий Верещагин
20 апреля – 24 июля
Источник: http://www.theartnewspaper.ru/posts/4362/
Загрузка...
