Тайна Федора Кузьмича
Неожиданная и даже загадочная смерть породила легенду о старце Федоре Кузьмиче, в которого якобы превратился российский монарх.
Дескать, ушел он с посохом в Сибирь, а в Петропавловском соборе лежит совершенно другой человек.
Другие говорили, что «государь бежал под скрытием в Киев и там будет жить о Христе с душею и станет давать советы, нужные теперешнему государю Николаю Павловичу для лучшего управления государством».
В XX веке появились недостоверные свидетельства того, что при вскрытии гробницы Александра I в Петропавловском соборе, проводившемся в 1921 году, обнаружилось, что она пуста.
Также и в русской эмигрантской прессе в 1920-е годы появился рассказ И. И. Балинского о вскрытии в 1864 году гробницы Александра I, оказавшейся пустой.
В нее якобы в присутствии императора Александра II и министра двора Адлерберга было положено тело длиннобородого старца.
Окончательно ответить на вопрос, имел ли «старец Феодор» какое-либо отношение к императору Александру, могла бы только генетическая экспертиза, возможность проведения которой не исключают специалисты Российского центра судебной экспертизы. О возможности проведения такой экспертизы высказался архиепископ Томский Ростислав (в его епархии хранятся мощи самого сибирского старца).
В середине XIX века аналогичные легенды появились и в отношении супруги Александра императрицы Елизаветы Алексеевны, умершей вслед за мужем в 1826 году. Ее стали отождествлять с затворницей Сыркова монастыря Верой Молчальницей, появившейся впервые в 1834 году в окрестностях Тихвина.
Сам Федор Кузьмич (Феодор Томский, Феодор Козьмич; 1776 (1777) – 20 января (1 февраля) 1864, Томск) действительно старец, живший в Сибири в XIX веке.
Данных о ранних годах его жизни нет, первое известие о нем относится к 4 сентября 1836 года: он проезжал на лошади, запряженной в телегу, в неизвестном направлении через Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии.
Федор остановился у кузницы подковать лошадь, вызвал своим поведением и уклончивыми ответами подозрения у кузнеца, который доложил о нем властям.
Старец был задержан как бродяга, на его спине были следы ударов кнутом, каких-либо документов при себе он не имел.
10 сентября его дело было рассмотрено судом: задержанный назвался шестидесятилетним Федором Козьмичем Козьминым (после этого данная фамилия, как и какая-либо другая, старцем никогда не называлась), не смог назвать своего происхождения.
По возрасту он был непригоден для отдачи в солдаты и поэтому как бродяга получил 20 ударов кнутом и был сослан в Сибирь. Приговором Федор Кузьмич был доволен, но заявил, что он неграмотен (хотя последующие факты свидетельствуют об обратном) и попросил расписаться за него мещанина Григория Шпынева.
13 октября 1836 года с партией ссыльных он был направлен по этапу в Мариинский уезд Боготольской волости Томской губернии. За время пути по этапу Федор расположил к себе заключенных и конвоиров, проявляя заботу о слабых и больных.
Старец был единственным арестантом, которого не заковали в кандалы.
В материалах Томской экспедиции о ссыльных сохранилось описание его внешности: рост 2 аршина и 6 с 3/4 вершков, глаза серые, волосы на голове и бороде светло-русые с проседью, кругловатый подбородок.
26 марта 1837 года партия ссыльных прибыла в Томск, откуда Федор Кузьмич был направлен дальше к месту ссылки. Старца приписали к деревне Зерцалы, но поселили при Краснореченском винокуренном заводе, где он прожил пять лет. Известно, что местный казак Семен Сидоров, видя склонность старца к уединению, построил ему келью-избушку в станице Белоярской.
Обретя свободу перемещения, Федор начал странствовать по деревням Мариинского уезда. Источником его дохода было обучение детей (грамоте, Священному Писанию, истории), в качестве платы Федор Кузьмич брал только пищу, отказываясь от денег. Старца начали почитать за праведную жизнь, обращались к нему за советами по различным житейским вопросам.
В этот же период возникает легенда о его царственном происхождении.
В доме казака Сидорова, приютившего старца, появился казак Березин, долгое время служивший в Петербурге, он и «опознал» в Федоре Кузьмиче покойного императора.
В начале XX века появилось свидетельство казака Антона Черкашина, который сообщал, что местный священник Иоанн Александровский, сосланный в Сибирь из Петербурга, также опознал в старце царя и утверждал, что не мог ошибиться, так как неоднократно видел Александра I в столице.
Эти случаи заставили старца практически не выходить из своей кельи, позднее он оставил станицу Белоярскую и поселился в селе Зерцалы в бедной крестьянской семье. Из старого овечьего хлева ему сделали келью, в которой он прожил 10 лет.
Жительница села позднее рассказывала, что Федор Кузьмич каждую субботу встречал партии арестантов, проходившие через окраину села, и давал им щедрую милостыню. В 1843 году, по некоторым данным, он работал на золотых приисках в Енисейской тайге.
Со слов крестьян, знавших Федора, известно, что он обладал большой физической силой: поднимал на вилы копну сена и метал ее на стог.
В 1849 году старец переселился в село Краснореченское, где ему построил келью крестьянин Иван Латышев.
Сохранились воспоминания местных жителей о том, что там старца навещал Иркутский епископ Афанасий (Соколов), с которым он разговаривал на французском языке.
Старец встречался также с епископом Томским Парфением (с 1863 года архиепископ Иркутский и Нерчинский). В 1850-е годы келью старца на пасеке Латыщева посетил писатель Л. Н. Толстой, который целый день беседовал с Федором Кузьмичом.
Ряд исследователей сообщает об обширной переписке, которую вел Федор Кузьмич.
В числе его корреспондентов называют барона Дмитрия Остен-Сакена, в имении которого в Прилуках (Киевская губерния) долгое время якобы хранились письма старца, но затем они бесследно исчезли.
Также сообщается о переписке Федора Кузьмича с императором Николаем I, которая велась с помощью шифра. Получив известие о смерти императора, старец заказал отслужить панихиду, на которой долго молился со слезами.
Жители села Зерцалы в начале XX века хранили у себя в часовне якобы оставленные Федором Евангелие, Почаевскую икону Божией Матери и «раскрашенный вензель на бумажном листе, изображающий букву „А“, с короной над ней и летающим голубком вместо горизонтальной перемычки в букве». В образованном старце с аристократическими манерами жители сибирских деревень видели личность с благородным прошлым и спрашивали об этом. По воспоминаниям, он давал следующий уклончивый ответ: «Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа».
В период странствий по Томской губернии он познакомился с купцом Семеном Феофановичем Хромовым, который в 1858 году уговорил его переселиться к нему в Томск. Федор Кузьмич проживал на загородной купеческой заимке или в самом городе во флигеле дома Хромова на Монастырской улице.
В Томске Федор регулярно посещал церковные службы в домовой церкви архиерейского дома, а позднее в церкви Казанской иконы Пресвятой Богородицы. На службах старец занимал место в стороне, ближе к двери и на предложение Томского епископа Порфирия молиться в его моленной рядом с алтарем ответил отказом.
Особо им отмечался день памяти князя Александра Невского, небесного покровителя императора Александра I.
В этот день он посещал своих знакомых Анну и Марфу, которые готовили праздничный обед, после которого старец рассказывал: «Какие торжества были в этот день в Петербурге – стреляли из пушек, развешивали ковры, вечером по всему городу было освещение и общая радость наполняла сердца человеческие…» Известны также рассказы старца о событиях Отечественной войны 1812 года, о жизни Петербурга, воспоминания об Аракчееве, Суворове, Кутузове.
Старец отличался простотой быта: летом носил белую рубашку из деревенского холста и шаровары, зимой надевал длинный темно-синий халат или сибирскую доху, на ногах носил чулки и кожаные туфли. Спал на доске, обтянутой холстом. Имел репутацию постника, не любил жирной и вкусной пищи, питался в основном сухарями, вымоченными в воде, но не отказывался и от мяса.
Незадолго до смерти Федор Кузьмич посетил казака Семена Сидорова, а затем вернулся в Томск, где прожил некоторое время, страдая от некой болезни.
Перед смертью его посетил для исповеди отец Рафаил из Алексеевского монастыря.
Сообщается, что на исповеди старец отказался назвать имя своего небесного покровителя («Это Бог знает»), а также имена своих родителей («Святая Церковь за них молится»).
Скончался Федор 20 января 1864 года, согласно метрической записи 80-ти лет от роду. Был похоронен в ограде Богородице-Алексеевского мужского монастыря, на могиле почитателями был установлен крест с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича, скончавшегося 20 января 1864 года».
На второй день после смерти старца был сделан его карандашный портрет на смертном одре (при жизни Федор отказывал в написании своего портрета). В 1866 году по инициативе купца Хромова был написан карандашный портрет старца, имевшего схожие черты лица с императором Александром I, но не совпадающие с лицом старца, нарисованным сразу после его смерти.
С него томским фотографом Ефимовым были сделаны фотоснимки, которые пользовались популярностью среди горожан. Позднее Хромов заказал у неизвестного томского художника два портрета: императора Александра I (копия с портрета работы Д. Доу) и Федора Кузьмича, которые повесил в келье старца. Позднее портреты были помещены в часовню, построенную над его могилой.
В 1924 году после закрытия Богородице-Алексеевского монастыря они поступили в собрание Томского областного краеведческого музея.
После смерти старца купец Хромов разбирал оставшиеся после него вещи. Среди них им якобы были обнаружены: документ о бракосочетании императора Александра I: «толстый лист синеватого цвета, где часть слов была отпечатана типографским способом, а часть написана от руки.
Внизу листа находилась белая печать с изображением церкви»; небольшое резное распятие из слоновой кости; цепь ордена Андрея Первозванного; нарисованный вензель в виде буквы «А»; псалтырь с надписью: «Сей псалтырь принадлежит Саранской Петропавловской обители рясофорному монаху Алексею Золотареву».
Также были найдены короткие шифрованные записки, получившие название «тайна Федора Кузьмича».
Незадолго до своей смерти Феодор со словами: «В нем моя тайна» – указал Хромову на мешочек, висящий над кроватью старца. После кончины старца мешочек был вскрыт, в нем обнаружились две записки – узкие бумажные ленты, исписанные с обеих сторон.
Кроме этих записок, сохранилась написанная старцем выдержка из Священного Писания, датированная 2 июня 1849 года, и конверт с надписью «Милостивому государю Семиону Феофановичу Хромову».
Содержание записок было довольно туманным и при желании позволяло интерпретировать их как в качестве подтверждения, так и опровержения легенды об императорском происхождении старца.
Вся эта история, где некоторые подлинные моменты соседствуют с вымыслами, породила обширную литературу «на тему», включая и известную повесть Л. Н. Толстого «Записки Федора Кузьмича».
Великий князь Николай Михайлович Романов, биограф Александра I, имевший доступ к секретным материалам императорской семьи, в специальном исследовании, вышедшем в 1907 году, «Легенда о кончине императора Александра I в Сибири в образе старца Федора Кузьмича», опроверг эту нелепую версию. Он имел также несколько бесед со знаменитым писателем, который не настаивал на достоверности легенды, рассматривая ее лишь как материал для художественного произведения. Аргументированное опровержение дано и в книге К. В. Кудряшова «Александр I и тайна Федора Кузьмича» (Петроград, 1923 г.), в которой собраны и всесторонне проанализированы все данные по этому вопросу.
Серьезные историки обращают внимание на то, что адептами легенды ставятся под сомнение такие документальные материалы, как подробнейшие бюллетени о ходе болезни Александра I, акты вскрытия его тела, официальные донесения из Таганрога находившихся при умирающем императоре лиц, генералов царской свиты П. М. Волконского и И. И.
Дибича. Наконец, имеются письма императрицы Елизаветы Алексеевны, находившейся при муже до самой его кончины, а также письма придворных дам – княгини С. Волконской и камер-фрейлины Е. Валуевой. Значительная часть этих материалов опубликована в свое время историками Н. К. Шильдером и великим князем Николаем Михайловичем Романовым.
Источник: http://mirror7.ru.indbooks.in/?p=3409
Сюжет о старце Федоре Кузьмиче в русской литературе
муниципальное автономное общеобразовательное учреждение
средняя общеобразовательная школа № 36 г. Томска
634062 г. Томск, ул. Иркутский тракт, 122/1, тел/факс. 67-43-61,mail:school36@mail.tomsknet.ru.
Сюжет о старце Фёдоре Кузьмиче в русской литературе
исследовательская работа
Выполнила:
ученица 6 класса А МАОУ СОШ № 36
Черемных Анастасия
Руководитель:
Подрезова И.И., учитель русского языка и литературы
МАОУ СОШ № 36
Томск – 2012
Цель работы: исследование сюжета о старце Фёдоре Кузьмиче в русской литературе.
Достижению поставленной цели будет способствовать решение следующих задач:
- изучение легенды о старце Фёдоре Кузьмиче;
- исследование содержания посмертных записок старца;
- исследование сюжета о старце Фёдоре Кузьмиче в повести Л.Н.Толстого «Посмертные записки старца Фёдора Кузьмича».
Введение – с.3 — 5
Основная часть – с.6 — 9
Заключение – с.10
Список литературы – с.11
Введение
Свою исследовательскую работу я решила посвятить изучению легенды о старце Фёдоре и исследованию сюжета о старце Фёдоре в русской литературе. Его реальная историческая биография была неоднократно пересмотрена и пересматривается по сей день. Старец Фёдор выступает и как отрекшийся император, и как почитаемый томский святой, и как бродяга и каторжник, и как духовный наставник.
Для своего исследования я с родителями посетила Томский областной краеведческий музей, где проходила выставка «Легенды города – Старец Фёдор Томский», поговорила с сотрудниками музея, изучила представленные материалы, посетила часовню на территории мужского монастыря города Томска.
Фёдор Кузьмич (Феодор Томский, Феодор Козьмич; 1776 (1777) — 20 января (1 февраля) 1864, Томск) — старец, живший в Сибири в XIX веке. Согласно романовской легенде, возникшей в середине XIX века ещё при жизни старца, он считается императором Александром I, инсценировавшим свою смерть и ставшим скитальцем.
Вопрос о единстве Фёдора Кузьмича с российским императором историками однозначно не решён.
Данных о ранних годах жизни Фёдора Кузьмича нет, первое известие о нём относится к 4 сентября 1836 года: он проезжал на лошади, запряжённой в телегу, в неизвестном направлении через Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии.
Фёдор остановился у кузницы подковать лошадь, вызвал своим поведением и уклончивыми ответами подозрения у кузнеца, который доложил о нём властям. Старец был задержан как бродяга, на его спине были следы ударов кнутом, каких-либо документов при себе он не имел.
10 сентября его дело было рассмотрено судом: задержанный назвался шестидесятилетним Фёдором Козьмичем Козьминым (после этого данная фамилия, как и какая-либо другая, старцем никогда не называлась), не смог назвать своего происхождения.
По возрасту он был непригоден для отдачи в солдаты и поэтому, как бродяга, получил 20 ударов кнутом и был сослан в Сибирь (в Мариинский уезд Боготольской волости Томской губернии). За время пути по этапу Фёдор расположил к себе заключённых и конвоиров, проявляя заботу о слабых и больных.
Старец был единственным арестантом, которого не заковали в кандалы. В материалах Томской экспедиции о ссыльных сохранилось описание внешности Фёдора Кузьмича: рост 2 аршина и 6 с 3/4 вершков], глаза серые, волосы на голове и бороде светло-русые с проседью, кругловатый подбородок, на спине — следы от побоев кнутом.
26 марта 1837 года партия ссыльных прибыла в Томск, откуда Фёдор Кузьмич был направлен дальше к месту ссылки. Старца приписали к деревне Зерцалы, но поселили при Краснореченском винокуренном заводе, где он прожил пять лет. Из-за возраста старца не привлекали к принудительным работам.
Обретя свободу перемещения, Фёдор начал странствовать по деревням Мариинского уезда. Источником его дохода было обучение детей (грамоте, истории), в качестве платы Фёдор Кузьмич брал только пищу, отказываясь от денег. Старца начали почитать за праведную жизнь, обращались к нему за советами по различным житейским вопросам.
В этот же период возникает легенда о его царственном происхождении. К первым сообщениям о его схожести с императором Александром I относятся следующие: в доме казака Сидорова, приютившего старца, появился казак Березин, долгое время служивший в Петербурге, в Фёдоре Кузьмиче он опознал покойного императора.
Будучи чем-то недоволен, старец сказал: «…Стоит мне только гаркнуть слово в Петербурге, то весь Красноярск содрогнётся от того, что будет».
В период странствий по Томской губернии он познакомился с купцом Семёном Феофановичем Хромовым, который в 1858 году уговорил его переселиться к нему в Томск. Фёдор Кузьмич проживал на загородной купеческой заимке (в настоящее время посёлок Хромовка) или в самом городе во флигеле дома Хромова на Монастырской улице (современная ул. Крылова).
Старец отличался простотой быта: летом носил белую рубашку из деревенского холста и шаровары, зимой надевал длинный тёмно-синий халат или сибирскую доху, на ногах носил чулки и кожаные туфли. Спал на доске, обтянутой холстом, питался в основном сухарями, вымоченными в воде.
Старец много времени проводил в молитвах, после смерти обнаружилось, что его колени покрыты толстыми мозолями от длительного стояния на них. По рассказам местных жителей Фёдор обладал даром предвидения и исцеления. Крестьяне любили его, да и все кто приходил в гости, испытывали к нему симпатию.
Скончался Фёдор 20 января 1864 года, согласно метрической записи 80-ти лет от роду. Был похоронен в ограде Богородице-Алексеевского мужского монастыря. По инициативе купца Хромова был написан карандашный портрет старца.
Император Александр I вступил на престол после смерти своего отца императора Павла I 12 марта 1801 года. При Александре I Россия воевала с Францией, Швецией, Турцией и Персией. Отечественная война против Наполеона в 1812 году окончилась отступлением французов.
Также при императоре Александре I были основаны четыре новых университета, а до него был только один. Есть версия о причастности Александра I к заговору против своего отца и его смерти.
Одна из легенд дома Романовых гласит, что Фёдор Кузьмич — это император Александр I, скоропостижная смерть которого в Таганроге породила в народе массу слухов.
Позднее в 30-40-х годах появилась легенда о том, что Александр, измученный угрызениями совести (как соучастник убийства отца), разыграл свою смерть вдалеке от столицы и начал скитаться под именем Фёдора Кузьмича.
Сторонники этой версии утверждали, что вместо Императора в Петропавловском соборе был похоронен другой человек. Вера в эту легенду сохраняется и поныне.
В качестве возможных аргументов, свидетельствующих в пользу версии о совпадении императора Александра и старца Феодора, указывают также факты посещения в 1873 году могилы старца великим князем Алексеем Александровичем, а в 1891 году — цесаревичем Николаем (будущим императором Николаем II), пожелавшим построить на месте кельи старца каменную церковь (строительство осуществлено не было). Сообщается и о встрече со старцем Александра II в бытность его наследником престола. Ряд исследователей отмечают, что год рождения старца — 1777, определённый исходя из его смерти в возрасте около 87 лет, совпадает с годом рождения Александра I.
В семье потомков купца Семёна Хромова хранятся личные вещи старца, в том числе его холщовая рубашка. В 1997 году была восстановлена часовня над могилой старца.
Старец Федор Кузьмич быстро превратился в национальный символ: уже в конце XIX века он представлялся легендарной фигурой.
Основная часть
Сюжет о Федоре Кузьмиче соединяет в себе несколько легенд, среди которых первостепенное значение имеют легенды о странствующем императоре и об уходе от мирской суеты.
Многие русские учёные-исследователи пытались разгадать тайну посмертных записок старца.
Первая записка
— текст на лицевой стороне:
ВИДИШИЛИ НАКАКОЕ ВАС БЕЗСЛОВЕСИЕ СЧАСТИЕ СЛОВО ИЗНЕСЕ
— текст на оборотной стороне:
НО ЕГДА УБО А МОЛЧАТ П НЕВОЗВЕЩАЮТ
Вторая записка
— текст на лицевой стороне:
| 1 | 2 | 3 | 4 | |
| о | в | а | зн | |
| i | Дк | ео | амвр | А КРЫЮТ СТРУФИАН |
| с | з | Д | я |
— текст на оборотной стороне:
| ВО | ВО | ||
| 1837 г. | МАР.26 | В | ВОЛ |
| 43 пар |
Одним из первых исследователей загадочной легенды о Фёдоре Кузьмиче стал Владимир Владимирович Барятинский, русский публицист и драматург. Он предложил следующий вариант расшифровки записок Фёдора Кузьмича:
- Лицевая сторона первой записки: «Видишь ли, на какое молчание вас обрекло ваше счастье и ваше слово»;
- Оборотная сторона первой записки: «Но когда Александры молчат, Павлы не возвещают» (в значении — когда Александр хранит молчание, то его не терзают угрызения совести относительно Павла);
- Лицевая сторона второй записки: «Я скрываю тебя, Александр, как страус, прячущий свою голову под крыло»;
- Оборотная сторона второй записки: «1837 г. МАР 26» (дата прибытия старца к месту ссылки), «в. вол» (Б(В)оготольская волость — место ссылки), «43 Пар» (сорок третья партия ссыльных).
Иван Петров, преподаватель Санкт-Петербургского театрального училища, заинтересовавшись записками, путём перестановки букв подобрал ключ для прочтения «тайны» старца. Данной расшифровкой заинтересовался великий князь Николай Михайлович и привёл её в своей работе про Фёдора Кузьмича:
| Се Зевес И.Е.В. Николай Павловичбез совести сославший Александраот его (чего) аз нынче так страдающьбрату вероломно вопиюДа возсия моя Держава1837-го г. Мар. 26-го |
«Загадка» старца неоднократно привлекала к себе внимание не только учёных-исследователей, но и писателей. Так Л.Н.
Толстой очень интересовался легендой об исчезновении и «перевоплощении» императора и неоднократно беседовал на эту тему с великим князем Николаем Михайловичем (последний подарил писателю свою книгу «Легенда о кончине императора Александра I в Сибири в образе старца Федора Кузьмича»). Результатом этого интереса стала повесть «Посмертные записки старца Феодора Кузьмича» (1905г.), которая осталась незаконченной, а впервые опубликована была в 1912 году. Толстой воспользовался старинной легендой о том, будто бы царь Александр I много лет жил в Сибири под чужим именем, а вместо него в Петербурге со всеми царскими почестями был похоронен простой солдат, забитый насмерть шпицрутенами.
Л.Н.Толстой оформляет свой труд в жанре литературных записей (дневниковых записей). В дневниковых записях возможно использование фактического материала и последовательное его изложение. Это возможность проникнуть в глубину души человека. Дневниковые записи помогают раскрыть личность человека, мотивы его поступков. Дневник-это что-то таинственное, сокровенное.
Это произведение, над которым Толстой работал в 1905 году, написано от первого лица: вымышленная исповедь бывшего императора, ставшего отшельником, приобретает под пером Толстого глубокую убедительность и незабываемое по своей силе звучание.
Повесть можно назвать притчей, в которой выражена мысль, что желающий сохранить душевный покой и нравственную чистоту покидает общество и начинает новую жизнь под чужим именем.
С монашеским одиночеством сочетается прославление бедности и простоты, отклонение соблазнов преступной и тщеславной светской жизни.
У Толстого не только не было данных для подтверждения легенды об Александре I, но он прямо исходил из того, что это именно легенда. Поэтому в его рассказе есть черты фантастичности, несмотря на всю видимую «достоверность» повествования. «Посмертные записки…
» созданы «кающимся грешником». «Как будто весь этот пройденный мною в светском смысле блестящий круг жизни, — пишет старец Федор Кузьмич, — был пройден только для того, чтобы вернуться к тому юношескому, вызванному раскаянием, желанию уйти от всего…
» В этой исповеди слышится голос самого Толстого.
Л.Н.Толстой восхищался святостью жизни старца и им самим, которого, безусловно, считал духовным вождём в нравственных вопросах. Старец — это особенный человек, миссия которого как учителя жизни заключается в наставлении, вдохновении и утешении людей, а также в приучении к смирению и пассивному прощению обид.
Настоящие святые — простые люди, которые не осознают собственную доброту сердца и своё человеческое величие. Повесть Л.Н.Толстого ставит вечные вопросы человеческого существования (смысл жизни и смерти, борьба добра со злом).
В повести Л.Н.Толстого можно увидеть параллели и с другими его произведениями, и с его жизнью. «Посмертные записки…» начинаются с того, на чем окончился рассказ Л.Н.Толстого «После бала». Только здесь экзекуцию видит сам государь, и его душу раздирают звуки барабана и флейты. Именно тогда возникло у него желание отречься от власти, «отойти от зла».
Сравним два фрагмента: «Я стал смотреть туда же и увидал посреди рядов что-то страшное, приближающееся ко мне. Приближающееся ко мне был оголенный по пояс человек, привязанный к ружьям двух солдат, которые вели его. Рядом с ним шел высокий военный в шинели и фуражке, фигура которого показалась мне знакомой.
Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу, наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад …» («После бала»); «Когда же я стал в толпе людей, стоявшей позади рядов и смотревшей на зрелище, я достал лорнет и мог рассмотреть все, что делалось.
Высокий человек с привязанными к штыку обнаженными руками и с голой, кое-где алевшей уже от крови, рассеченной белой сутуловатой спиной шел по улице сквозь строй солдат с палками…Я стоял как заколдованный, глядя на то, как шагал этот несчастный и как его били, и чувствовал, что что-то во мне делается».
(«Посмертные записки …»).
Если взглянуть с этой точки зрения на жизнь Толстого, то надо сказать также, что «Посмертные записки…» предсказывали и его «уход» из Ясной Поляны, и его пребывание в безвестности под вымышленным именем Николаева до самой станции Астапово. Толстой умер вдали от дома и родных, как и Александр I. Вокруг их жизни и смерти много тайны.
Повесть Л. Н. Толстого «Посмертные записки старца Федора Кузьмича» была прислана в редакцию журнала «Русское богатство» А. М. Хирьяковым, одним из редакторов-распорядителей посмертных изданий Л. Н. Толстого. Короленко писал А. М.
Хирьякову 23 января 1912 года: «По совещанию с товарищами мы решили повесть о Федоре Кузьмиче напечатать с некоторыми сокращениями (в пределах крайней необходимости). И я, и мои товарищи очень признательны за предложение нам этого рассказа».
По мнению В.Г.Короленко, «было бы удивительно, если бы эта загадочная фигура не привлекла художественного внимания Л. Н.
Толстого, до такой степени она заманчива и колоритна именно в толстовском духе … теперь уже несомненно, что под этим скромным именем в далекой Сибири угасла жизнь, начавшаяся среди блеска на высотах общественного строя. Итак — отречение и добровольный уход,- таково содержание этой загадочной драмы».
Заключение
«Жизнь святых таинственна по своей природе, но не от того, что в ней что-то нарочито скрыто от глаз непосвященных.
А потому что их жизнь особым образом причастна к Великой тайне» — свидетельствует подвижник нашего времени Силуан Афонский.
Подобной таинственностью овеяна личность Александра I и личность великого сибирского подвижника — святого старца Феодора Томска (в народе старца Фёдора Кузьмича).
Образ старца Фёдора Кузьмича заинтересовал многих русских писателей необычной историей своей жизни.
Появление старца заставляло задуматься: совпадение ли это со смертью Александра I или всё-таки нет? Очень необычным казалось и кажется то, что при вскрытии могилы Александра I в могиле был опознан совершенно другой человек.
Так ли всё это или просто совпадение? В ходе написания работы я решила, что на самом деле это не совпадение, а один и тот же человек.
Образ Фёдора Кузьмича привлёк меня милосердным отношением к миру, к людям, терпением, добротой. Он смог выдержать все испытания, выпавшие на его долю.
Обращение к сюжету о царе-старце Л.Н. Толстого позволяет судить о масштабе влияния личности Федора Кузьмича на русскую литературу. Повесть Л.
Толстого, представляющая собой первую литературную обработку легенды, стала сюжетом-образцом по отношению к последующим опытам обращения к сюжету о старце. Внимание Л.Н.
Толстого привлекло отшельничество старца как способ нравственного обновления и осознания ответственности за свои поступки.
Сюжет о старце Фёдоре Кузьмиче в дальнейшем разрабатывался в русской литературе многими писателями: П. Гнедичем, Д. Мережковским, Д. Самойловым и др.
Список литературы
Ресурсы Интернета:
Литература:
- Мещерякова М.И. Литература в таблицах и схемах. М.: Рольф, 200. 224с.
- 100 великих имен в литературе: научно-популярное изд./ под ред. В.П.Ситникова, научный ред. В.В.Славкин. М.: Филологическое общество «Слово», 1998.544с.
- Толстой Л.Н. Рассказы. Повести. М.: Дрофа: Вече, 2002.224с.
Источник: https://nsportal.ru/ap/library/literaturnoe-tvorchestvo/2013/07/27/syuzhet-o-startse-fedore-kuzmiche-v-russkoy-literature
Читать онлайн Том 4. В дни поражений и побед. Дневники страница 49. Большая и бесплатная библиотека
– Самовар! – спокойно и укоризненно отвечала толстая баба. – И сколько раз я тебе говорила: отдай, Семен, в кузницу. Долго ли кран починить? А теперь-самовар! Эх, ты! – с досадой добавила она насмешливо и добродушно. – Эх, ты! И правда, что одно слово – актиф.
И, опять подтыкая юбку, она сердито закричала высокой чернобровой девке Любке, чтобы та вздула Огонь и поставила чайник.
Матвей и Кирюшка ночевали у Калюкина.
Перед тем как лечь спать, Матвей вспомнил о записке от Бутакова. Бутаков писал: «Посылаю тебе кузнеца из утильцеха – Александра Моисеевича Сулина. Работает он у нас недавно, но человек, кажется, толковый. Спасибо, что выручил и вызвался поехать взамен Шарабашкина».
Кирюшке постлали на сундуке, на печке. Сквозь окно виднелась лунная пустая улица. В темной избе пахло теплым хлебом, березовыми вениками. Где-то в головах стрекотал сверчок, а за стеною ворочалась и постукивала скотина.
Проснулся Кирюшка оттого, что в окошко громко застучали. Сквозь зеленое стекло он разглядел лошадиную морду и голову человека в мохнатой папахе.
Калюкин вышел. Вскоре Кирюшка увидел, как в избе напротив зажегся огонь, а по улице пробежали двое или трое.
– Уж не пожар ли? – с тревогой спросила толстая Калюкиха и, проворно соскочив с постели, вздула лампу.
Проснулся и Матвей. В сенях застучало – упала метла, и в избу вошел Калюкин.
– Вот беда, – заговорил он, поспешно натягивая сапоги. – Дай-ка, Маша, шапку. Вот беда, – объяснил он Матвею. – Возле Куракина – это восемь верст повыше по реке нашей, по Согве, – затор. Льду поперек набило – прорва. Вода вширь пошла. Спасибо еще, куракинский председатель нарочного верхового прислал.
– А вам что за беда? – спросил Матвей.
– А то беда: кабы не затор, то прошла бы вода мимо. А теперь вот-вот прорвет, и двинет вода поверх берегов. У нас этак уже годов шесть тому назад было.
– И что, затопит? – затягивая штаны, спросил Матвей.
– А то затопит, что как раз вашу кузницу затопит, да и амбары с зерном как бы не захватило.
Оба они, и Матвей и Калюкин, сейчас же ушли. Толстая Калюкиха вскоре погасила лампу. По улице пробежало еще несколько человек. Протарахтели колеса. И наконец, тяжело громыхая и заставив задрожать всю избу, протарахтел мимо трактор с прицепом. Потом все стихло.
Кирюшка уже почти засыпал, как услышал что-то такое, отчего он насторожился и повернул голову к окну. Кто-то быстро шел по улице, подпрыгивая и подпевая:
Голос напевавшего этот не ко времени веселый мотив был чист и звонок. И удивленный Кирюшка сразу же угадал, что поет это не взрослый, а кто-то из ребят– вероятно, мальчуган.
– Любка! А Любка! – сонным голосом позвала Калюкиха дочку. – А никак, это Фигуран?
– А то кто же? – равнодушно ответила девка. – Фигуран… Фигуран и есть.
– И скажи, что за паршивец! – зевая и почесываясь, удивилась Калюкиха. – Ни свет ни заря, а он вон что. Был бы отец, он бы показал ему хворостиной ти-ра-ра.
– Драли уже, да что толку-то, – неохотно ответила Любка. – Спите, маманя. Мне утром на скотном и за себя и за Соньку работать. Да и арифметику я нынче из-за гостей что-то вовсе плохо выучила.
Было уже солнечно, когда раскрасневшаяся у печки Калюкиха разбудила Кирюшку.
– Вставай, парнишка! – сказала она. – Сбегай к речке, спроси у мужиков, придут чай пить или нет. Я уж и так чайник два раза доливала.
Кирюшка оделся, сунул в карман теплую лепешку и выбежал во двор. Но во дворе, у самой калитки, стояла сильная черная собака. И, насторожив уши, она смотрела на него зелеными злыми глазами.
– Собачка… – робким и ласковым голосом позвал ее Кирюшка. – Собачка… Шарик… Уу, ты, моя хорошая!..
Собака стояла, не шелохнувшись, и не спускала глаз с незнакомого мальчугана.
– Собачка… – еще ласковее позвал струсивший Кирюшка. – Фю… фю… Хочешь, я тебе лепешечки дам. На, возьми!
Собака тихонько подошла, осторожно обнюхала кусок лепешки, и вдруг, вместо того чтобы сожрать кусок и дать Кирюшке дорогу, она с рычаньем отбросила лапой лепешку и злобно оскалила страшные белые зубы.
– Я тебя! Я тебя! Ах ты негодник! – распахивая окно, закричала на собаку Калюкиха. – Иди, сынок, не бойся. Ты только не кидай ему ничего. Его это в прошлом году чуть было не отравили; так он с той поры от чужих и крошки не возьмет.
«Вот проклятая собака! Это тебе не то что Жарька. Той что ни кинь, все сожрет», – подумал Кирюшка, проскочив сквозь калитку. Он сунул в рот оставшийся кусок лепешки и быстренько побежал под гору – туда, где чуть виднелись суетившиеся у берега люди.
Матвея он нашел у кузницы.
– Чай пить иди. Тетка зовет, – позвал его Кирюшка.
– Уйди, Кирька… зашибу, – ответил Матвей, нагибаясь и принимая на спину большой кузнечный мех.
Повертевшись около кузницы, Кирюшка пошел к амбару, где стояли подводы. Тут он наткнулся на Калюкина.
– Чай пить иди, твоя тетка зовет, – передал ему Кирюшка, – а то, говорит, она и так два раза чайник доливала.
– Ты куда кладешь? Ты как мешок кладешь? – бросаясь к телеге, писклявым голосом заорал Калюкин. – Клади дырой вверх. Куда зерно в грязь сыплешь!
И, сдернув с головы шапку, он поставил ее под желтую струйку высыпающегося из прорехи овса.
– Что за чай? – сердито ответил он Кирюшке. – Какой тут чай?!
Он обернулся, прикидывая, куда бы это высыпать из шапки овес, но в это время его крикнули, и, сунув шапку с зерном Кирюшке, он исчез среди народа, толпившегося у амбаров.
Кирюшка постоял, постоял, но вскоре стоять ему надоело, и он прошел на пригорок, где в толпе увидел ссутулившегося Федора Калганова.
Отсюда, с пригорка, хорошо было видно, как в четырех крайних избах поспешно выволакивали все пожитки.
Седая и очень кроткая с виду старуха тяжело поднималась в гору. В одной руке она бережно несла старую, разбитую икону, а другой цепко держала рыжего, злобно мяукавшего кота.
Позади старухи две бойкие девчонки тянули за рога упиравшуюся козу. А за ними, пушистой вербовой хворостиной подгоняя пару гусей, шагал уже знакомый Кирюшке подводчик дед Пантелей.
Поравнявшись с Федором, дед остановился и поздоровался.
– Твоя хата? – спросил Федор, показывая на самую крайнюю избенку. – А ведь недолго, пока и затопит.
– Затопит, – беззлобно согласился старик. – Нас это со старухой годов шесть назад уже топило. И как затопило – ночью. Сами еле выбрались. Лошадь вывести не успели. Телка пропала… Поросенок да две, что ли, курицы… Ариша, – виновато спросил он у отпустившей кота старухи, – что у нас тогда, две или три курицы потопло?
– Три курицы, старый дурак! – неожиданно очень злым голосом ответила старуха. – Три курицы да один петух, чтоб на твою голову хвороба села! Говорила я тебе, не трогай икону – сама сниму. Так нет. Полез. Разбил стекло, раскокал лампадку. Вот погоди… – злорадно пригрозила она, – погоди, снесет избу в реку– пойдешь по миру, тогда узнаешь, как за иконы браться.
– Все от бога, – смущенно пробормотал дед Пантелей, оборачиваясь к Федору. – А я что же…
– Зря сердишься, старая, – успокоил Федор. – Как так – по миру? Нынче нет такого закона, чтобы колхозник да вдруг – по миру!
– Я ведь тоже понимаю, что зря, – приободрившись от хорошего слова, заговорил старик.
– Мне шестьдесят годов, а у меня семьдесят трудодней на колхоз выработано, да по ночам – сторожем – керосин при тракторах стерегу. Да у старухи восемнадцать дён – овец стерегла.
А она, глупая баба, что понимает… Весна, – добавил он, улыбнувшись и показывая на голубой сверкающий горизонт. – И до чего же хорошее времечко это – весна!
– А никак, пошла.
– Пошла, пошла, – послышались вокруг Кирюшки озабоченные голоса.
И точно, из-за реки с раскиданными по ней островками дунул холодный ветер. Льду еще не было видно, но вода поперла с большой, все увеличивающейся силой.
В течение нескольких минут она заняла двор крайней избенки и, взметнув мусор, остатки дров и соломы, хлынула дальше, подбираясь к амбару, от которого только что отъехали последние, груженные зерном подводы.
– Кирюшка, – спросил потный и красный Матвей, – ты что это шапку держишь? А тебя Калюкин ищет.
– А зерно куда? – спросил Кирюшка. – Я, дядя Матвей, пересыплю зерно в карманы, а то у меня и так на холоду все руки занемели.
– Сыпь да беги скорей.
Набив зерном карманы, Кирюшка побежал разыскивать Калюкина. Но вскоре он остановился возле кучки мужиков, баб и ребятишек, обступивших какого-то лохматого и горбатого мальчугана.
Этот лохматый и горбатый, воткнув посреди круга кривую палку и притопывая возле нее, спокойно и гордо распевал такую песню:
Источник: https://dom-knig.com/book/r/395041/49
Загрузка...
