Илья Иванович Машков
Илья Иванович Машков родился 17 июля 1881 года в станице Михайловской Хоперского округа Области Войска Донского (теперь это Урюпинсюш район Волгоградской области). Родители его занимались мелочной торговлей.
Еще когда Илья учился в трехклассной приходской школе, у него проявился интерес к «изобретательству» разных механических приспособлений и к рисованию. Но уже в одиннадцать лет его отдали «в люди».
Сначала он был «мальчиком» у торговца фруктами и бакалейными товарами, а затем служил у купца, владельца магазинов и заводов Юрьева в городе Борисоглебске Тамбовской губернии. Позже Илья Машков вспоминал: «Изо дня в день с 7 утра до 9 вечера надо было стоять на ногах. 14 часов! Я все это ненавидел».
Единственной радостью было для него копировать иконы, репродукции с картин, лубки и делать «торговые плакаты». По газетному объявлению он выписал себе ящик масляных красок. Но когда учитель рисования Борисоглебской мужской гимназии Н. Евсеев поинтересовался у него, хочет ли учиться рисованию, он в ответ спросил: «А разве этому учатся?».
В 1890 году Илья Машков поступил на художественное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Он учился у К. Горского, А. Корина, А. Васнецова и пристально изучал картины в Третьяковской галерее и Румянцевском музее. Уже в 1902 году, участвуя в выставке, Илья Машков был награжден премией имени С. Третьякова. Однако И.
Машков в 1904 году ушел из училища и открыл частную студию живописи и рисунка, в которой преподавали А. Михайловский, Н. Гончарова, М. Ларионов, П. Кончаловский. Студия существовала до 1917 года, и через нее прошло более трех тысяч человек.
В студии в разное время занимались такие известные в будущем художники, как Фальк, Татлин, Осмеркин, Мухина, Соколов-Скаля.
В 1905 году Илья Машков был повенчан первым браком с итальянской подданной Софией Аренцвари. Через четыре года у них родился сын Валентин.
В 1906 году Политехническое общество московских инженеров построило дом, над пятым этажом которого возвышалась башня, в которой и разместилась мастерская-студия Ильи Машкова, где он проработал до конца своей жизни. В 1907 году Машков познакомился с художниками А. Михайловским, который заинтересовал его творчеством старых мастеров, а потом и с П.
Кончаловским, ставшим ему настоящим другом. В этом же году Машков возобновил свои занятия в училище, у Коровина и Серова. А в 1908-м — объехал семнадцать городов Франции, Германии, Австрии, Англии, Испании.
Занимаясь в мастерской Серова и Коровина, Машков демонстрировал свои модернистские способности, даже когда писал женскую натуру, которую пытался изобразить цельными зелеными, красными и желтыми цветами. Никто, кроме К. Коровина, его не понимал.
Когда у Серова спрашивали: «Что же это он делает?» тот только пожимал плечами и отвечал: «Говорит — доведу до реальной правды». В конце концов на одном из этюдов Машкова появилась пометка: «Выбыл».
Диплом со званием классного художника Илья Машков получил только в 1917 году.
Но еще в 1909 году он начал участвовать в профессиональных выставках — сначала в выставке «Нового общества художников», потом «Золотое руно» и «Салон».
Участвовал он и в интернациональной выставке картин, скульптуры, гравюр и графики (рисунков), где его картины демонстрировались рядом с работами французских художников, в частности Ж. Брака.
Когда в 1910 году Илья Машков послал несколько своих картин в Париж на Осенний салон, там известный меценат Морозов по совету Матисса купил его натюрморт «Синие сливы». В этом же году несколько участников выставки «Золотое руно» решили провести в Москве выставку «Бубновый валет». Илья Машков был одним из организаторов.
Он так объяснял цели нового объединения: «Нам хотелось, чтобы наша живопись была могучая, насыщенная обильным колоритом». Картина Ильи Машкова «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского», которая демонстрировалась на выставке, была расценена как программная. На ней, кстати, видно, что друзья очень увлекались спортом.
Даже на фотографиях, сделанных в мастерской Машкова через десять лет, можно увидеть гири и гимнастические кольца.
В 1911 году Илья Машков участвовал в выставках картин «Мир искусства», в Салоне независимых (Париж), стал одним из организаторов, а потом и секретарем общества художников «Бубновый валет», которое ставило перед собой задачу «распространения современных понятий по вопросам изобразительных искусств».
Илью Машкова высоко оценила не только российская, но и зарубежная критика.
В 1914 году Машков совершил свою последнюю поездку за границу — побывал в Турции, Греции, Египте, а затем в Швейцарии, где много писал. Вернувшись в Россию, под впечатлением событий Первой мировой войны он создал серию лубков на стихотворные строки В. Маяковского.
В 1915 году Машков вступил в брак с Еленой Федоровой, которая под его руководством занималась живописью и участвовала в выставках «Мира искусства».
В 1917 году, рецензируя одну из выставок «Мира искусства», критики писали: «Здесь царят Машковы, Кончаловский и целый ряд их единомышленников. Самое большое количество вещей выставил художник И. Машков и очень близкая ему по характеру творчества Е. Федорова-Машкова».
Первым приобретением Павла и Сергея Третьяковых на выставке «Бубнового валета» были написанные Машковым в 1913 и 1914 годах натюрморты «Камелия» и «Тыква».
После Февральской революции 1917 года Илья Машков занимался организацией профсоюза художников, пробовал создать «Союз союзов» живописцев, граверов, скульпторов и т.д., был избран товарищем секретаря общества «Мир искусства» и действительным членом Московского художественного общества.
Он преподавал на курсах и читал лекции в военной школе, а в 1918 году стал членом коллегии для организации отдела изобразительных искусств при Наркомпросе.
С сентября 1919 года Илья Машков начал преподавать во Вторых Свободных государственных мастерских (бывшем Московском училище живописи, ваяния и зодчества), которые в 1920 году были преобразованы во Вхутемас, а в 1927-м — во Вхутеин.
Он работал здесь до 1929 года главным мастером (профессором) индивидуальной мастерской живописного факультета. У Машкова учились А. Гончарова, Г. Лазарев, Ю. Меркулов и другие. Вместе со своими учениками Машков работал над монументальными панно, которые украшали Москву в дни революционных праздников.
Илья Машков активно участвовал в деятельности обновленного общества «Мир искусства». Особое оживление в его творчестве наступило в 1922 году, когда он написал несколько натюрмортов с фарфоровыми фигурками
«Натюрморт с веером»
пейзажи с купальщицами
Солнечные ванны в Крыму
и виды парков
После грозы. 1922.
В этом же году Илья Машков женился во второй раз — на Марии Ивановне Даниловой (Машковой), которая под его непосредственным руководством начала заниматься живописью, а потом стала помощницей в работе.
В 1924 году картины Машкова демонстрировались на выставках в Венеции и Америке.
В 1925 году он стал действительным членом Общества живописцев и скульпторов «Московские живописцы», а потом вступил в Ассоциацию художников революционной России (АХРР), которая ставила главной своей задачей изображать быт Красной Армии, быт рабочих, крестьянства, деятелей революции и героев труда.
Именно на VII выставке АХРР появились его натюрморты «Московская снедь. Хлебы» (1924)
и «Московская снедь. Мясо, дичь» (1924)
Одна из газет писала: «Его выступление с «Московской снедью» произвело сенсацию и как бы навсегда упрочило за ним первое место среди современных натюрмористов».
Илья Машков писал виды Крыма, потом ездил в Грузию и Армению, некоторое время жил у себя на родине на хуторе Михайловском, где создал несколько картин из народного быта, в том числе композицию «Колхозница с тыквами».
Вид Генуэзской крепости в Судаке
Крымский пейзаж. Судак.
Ливадия
Вид на санаторий Красные Зори
В 1935-1936 годах Илья Машков хотел возобновить преподавательскую деятельность и даже создал проект своей системы художественного образования, которая чем-то напоминала мастерские художников эпохи Возрождения. В это время он написал два варианта натюрморта «Советские хлебы»
съездил в Крым, на Кавказ и начал работать над серией панно для банкетного зала гостиницы «Москва».
Начиная с 1938 года художник подолгу жил в Абрамцеве. Этот период его творчества многие исследователи называют «абрамцевским».
Свой творческий путь Илья Машков завершал, как говорят в таких случаях, на боевом посту: в 1942-1943 годах он писал и рисовал портреты участников Великой Отечественной войны и служащих госпиталя в Первом Московском коммунистическом госпитале в Лефортово и эвакуационно-сортировочном госпитале № 290. 20 марта 1944 года Илья Машков скоропостижно скончался, так и не дожив до победы.
Экспонированное на первой выставке «Бубновый валет» (1910) огромное полотно И. И. Машкова «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского»
ошеломило многих. В полуобнаженных фигурах музицирующих силачей с грубо размалеванными телами и шаровидными бицепсами присутствовала та доза эпатажа, к каковой русская публика в ту пору еще не привыкла. Картина и была задумана как манифест нового подхода, предлагаемого новым выставочным сообществом.
Скандальная слава вообще сопутствовала молодому Машкову — азартному и предприимчивому самородку, набравшемуся жизненного опыта «в людях» (работая в лавках у торговцев), прошедшему «университеты» в европейских музеях, но изгнанному в 1909 г. из стен МУЖВЗ.
Впрочем, еще обучаясь, Машков с большим успехом учил сам — его студия (1904-17; в 1925 преобразована в Центральную студию АХРР) была самой дорогой и одновременно самой посещаемой в Москве.
Поразив зрителей и критиков «варварским» напором своей живописи на выставках «Золотого руна» и «Салона Издебского» (1909-10), Машков нашел свое место среди художников, составивших общество «Бубновый валет» (П. П. Кончаловский, А. В. Лентулов и др.).
«Валеты» утверждали материальность мира и «низкого» предмета; щедрость и мажорность машковской палитры, изобильность его натюрмортных постановок оказались созвучны программе объединения. В стремлении вернуть искусство «с небес на землю» художники этого круга ориентировались на «ремесло» — уличную вывеску, поднос, лубок. Машкову такое ремесло было родным с детства, и примитивизм его натюрмортов и портретов — самый простодушный и подлинный («Ягоды на фоне красного подноса» (1908)
«Натюрморт с ананасом» (1908)
«Портрет мальчика в расписной рубашке» (1909)
«Автопортрет» (1911)
«Портрет дамы с фазанами» (1911)
Яркое начало стало одновременно «звездным часом» художника — к середине 1910-х гг.
его живопись утрачивает дерзкую стихийность, зато возникает вкус к фактуре вещей, и сами эти вещи делаются «избранными», драгоценными.
Гиперболизм являет себя уже не только в масштабе полотен, не только в «богатырстве» плодов и грузности женских тел, но и в антикварном богатстве натюрмортных и интерьерных сюжетов («Натюрморт с парчой», 1914)
«Натюрморт с фарфоровыми фигурками», 1922
Пристрастие к материальному миру, естественно, приводит Машкова в классический лагерь: в 1920-е гг., в ситуации противостояния «левых» и традиционалистов, он оказывается среди последних и, в отличие от друзей-«валетов», вошедших в 1928 г. в Общество московских художников, связывает свою судьбу с АХРР.
В тематической программе АХРР существовала установка на одическое прославление прекрасного настоящего, куда вписывались съестные «апофеозы» художника («Хлебы», «Снедь московская. Мясо, дичь», обе 1924). Академический идеал советской живописи выглядит сбывшимся в его натюрмортах 1930-х гг.
(«Ананасы и бананы», 1938)
«Клубника и белый кувшин»,1943
Но слишком многое из созданного им в поздний период — ниже его возможностей, и, видимо чувствуя это, с середины 1930-х он подолгу живет в родной станице, уклоняясь от участия в общественной и художественной жизни столицы. Новое, триумфальное открытие живописи Машкова случится позднее, в связи с общим интересом к искусству 1910-х гг. И в сознании потомков он останется одним из самых ярких художников того времени.
Городской зимний пейзаж. 1914.
1930-е Натюрморт с разломанным гранатом. Курск
Зеркало и череп. 1919
Натюрморт с самоваром. 1919.
Натюрморт. Виноград, лимон и рак. 1924
Натюрморт. Цветы в вазе (с подносом). 1912
«Натюрморт с крабами» 1925г.
Натюрморт. 1918
Натюрморт со сливами
Степь. Репейник.
Натюрморт с растениями и фруктами
Цветы в вазе
1912. Натюрморт с цветами
1939 Фрукты с сельскохозяйственной выставки. Айва и персики
1915-16 Натюрморт с дынями и тыквами Минск
1915 Натюрморт с хлебами и тыквой.
1914 Натюрморт с кактусом. Х., м. 105.5х105.5 Ташкент
1908 Натюрморт с фруктами
Бегонии 1911
«Натюрморт с клубникой, вишней и синим графином» 1923
1912-14 Натюрморт с венками, яблоками и сливами. Минск
Натюрморт. 1924
1939 (около) Натюрморт с персиками, Минск
Натюрморт. Ташкент
1913 Натюрморт с камелией.
1934-36 Натюрморт. Х.,м. Сочи
1939 Маки, розы, васильки и другие цветы в стеклянной вазе.
Натюрморт. Черешня 1939
1939 Натюрморт 'Фрукты'. Х., м. Калуга
1930-е Сирень.
1939 Малинка. Абрамцево
1941 Розы и клубника
Натюрморт с бегонией и фруктами. 1912-1913
Букет в стеклянном сосуде. 1939
Завтрак. 1924
Портрет З.Д.Р. (Дама в голубом).1927
Дама с контрабасом. 1915
Три сестры на диване. Портрет Н.,Л. и Е.Самойловых. 1911
Портрет художника А.И.Мильмана. 1917
Натурщица
Интерьер с женской фигурой. 1918
1908 Женский портрет. Минск
Портрет В.П.Виноградовой. 1909
Колхозница с тыквами. 1930
Девушка на табачной плантации. 1930
1916 Натурщицы в мастерской. Холст, масло. Частное собрание
Италия. Нерви. Пейзаж с акведуком. 1913
Городской пейзаж. 1911
http://realgallery.ru/copy/author/mashkov__ilya_ivanovich/picture/1049180
http://allday.ru/index.php?newsid=309535
http://artru.info/ar/10897/
http://www.my-article.net/get/%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE/%D1%85%D1%83%D0%B4%D0%BE%D0%B6%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8/%D0%BC%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%BE%D0%B2-%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%8F-%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87
Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!
Источник: https://art.mirtesen.ru/blog/43040037784/prev
Модель Ильи Машкова
В собрании Третьяковской галереи хранится портрет Евгении Ивановны Киркальди («Дама с китаянкой»), написанный Ильей Машковым в 1910 году. Один из самых красивых портретов, созданных художником, неоднократно экспонировался (в том числе на выставке «Бубнового валета» в Санкт-Петербурге в 1910 году) и хорошо знаком как публике, так и специалистам.
Однако о самой модели практически ничего не было известно. Сегодня благодаря внучке Киркальди Анне Кирилловне Быстровой (в девичестве Снесаревой) мы располагаем фотодокументами и биографическими сведениями об ученице и одной из самых любимых моделей Машкова.
Особый интерес представляет происхождение фамилии Евгении Ивановны. Ее «итальянское» звучание на самом деле является своеобразной транскрипцией английского словосочетания. Дело в том, что предки Киркальди были родом из Шотландии, где есть даже город с похожим названием — Керколди.
Они были набожными, богобоязненными людьми, часто посещали церковь. Образ их жизни и послужил основой для возникновения фамилии. «Churchallday» (дословно «церковь весь день» — англ., по-шотландски церковь — kirk) — именно так она звучала в первоначальном варианте.
Затем семья переехала в Германию, и произношение фамилии видоизменилось.
Евгения Ивановна родилась в 1889 году в купеческой семье. Ее отец Джон Киркальди, немецкий подданный, купец третьей гильдии, занимался в Москве торговлей посудой. Семья жила в арендованной квартире в Малом Кисельном переулке. Брат Евгении Ивановны Жорж Киркальди был коммерсантом, чемпионом России по велогонкам.
Предположительно в конце 1900-х годов Евгения Ивановна начала заниматься в студии Ильи Машкова.
В конце 1910 — начале 1911 года она вышла замуж за Андрея Петровича Снесарева — химика, доцента Московского университета.
Его отец много лет служил управляющим имений хана Гирея на Северном Кавказе, и молодые неоднократно проводили там летние месяцы. В 1912 году в семье Снесаревых родился сын — Кирилл Андреевич (ныне здравствующий).
В дальнейшем Евгения Ивановна получила филологическое образование, изучив английский, немецкий и французский языки. Долгие годы она проработала сначала в Торгсине, а затем во Внешторге.
По воспоминаниям Анны Кирилловны, ее бабушка и в преклонном возрасте (а умерла она, не дожив двух месяцев до своего столетия) сохраняла ясную память и постоянно читала литературу на иностранных языках. Однако со времени своего замужества Евгения Ивановна никогда не возвращалась к занятиям живописью и мало что рассказывала об этом.
В семье не сохранилось ни ее работ времен ученичества у Машкова, ни дневников или каких-либо других документальных материалов, содержащих ее воспоминания об этом периоде.
Поэтому сейчас трудно определить, сколько времени Евгения Ивановна занималась в студии Машкова и чем был обусловлен выбор именно этой мастерской, ведь тогда в Москве существовало множество различных студий. Возможно, мастерская художника просто располагалась недалеко от дома Киркальди. Достоверно известно, что с момента своего замужества, т. е. с конца 1910 — начала 1911, Евгения Ивановна уже не посещала занятия.
Предположить время поступления в студию можно, сравнив три портрета работы Машкова: упомянутый выше из собрания Третьяковской галереи, «Женский портрет (на фоне обоев)» 1908 года из Национального художественного музея Республики Беларусь и «Женский портрет. Голова (Е.И. Киркальди?)» 1910 года, хранящийся в Кировском художественном музее имени В.М. и А.М. Васнецовых.
В монографии исследователя творчества Машкова И.С. Болотиной имя Е.И. Киркальди в названии кировской работы дано в скобках и стоит под вопросом.
Там же упоминается, что в списке произведений художника, составленном им во второй половине 1910-х годов, эта картина совпадает по размеру с работой под названием «Голова ученицы»1.
В альбоме Кировского художественного музея произведение опубликовано как портрет Е.И. Киркальди, но Евгения Ивановна ошибочно названа актрисой2.
Женский портрет из минского собрания в книге поступлений музея значится как «Портрет жены». Есть предположение, что эта работа поступила в свое время из расформированного в 1924 году Музея современного искусства в Витебске.
Действительно, в списках витебского музея значились две работы Машкова: «Натюрморт» и «Дама»3.
Однако размеры портрета, указанного в списке, не совпадают с размерами минской работы, а запись о поступлении «Портрета жены» относится к 1960-м годам, и в настоящее время это название вызывает сомнения у белорусских исследователей4.
Судя по дате создания работы, речь может идти о первой жене Машкова Софье Степановне Аренцвари, безусловных портретов которой в творческом наследии мастера немного.
В книге Болотиной опубликована работа «Женщина в белом» 1904 года5, на которой по свидетельству вдовы художника Марии Ивановны Машковой запечатлена С.С. Аренцвари. При этом черты лица модели довольно неопределенны. Второй портрет в каталоге произведений мастера, опубликованном в монографии Болотиной, датируется 1909 годом6, но картина не воспроизведена, ее размеры не указаны и неизвестно, сохранилась ли она и где находится. Семейных портретов у Ильи Машкова значительно меньше, чем у его друга и соратника Петра Кончаловского.
К сожалению, автору этих строк не удалось найти ни одной фотографии С.С. Аренцвари, а значит, подтвердить или опровергнуть сходство модели, представленной на минском портрете, на основании сравнения с фотодокументами пока невозможно.
В архивных материалах7 есть сведения о брате Софьи Степановны Викторе Аренцвари, ученике Московского училища живописи, ваяния и зодчества, и о сестре Валентине. В 1907 году Валентина Степановна Аренцвари была актрисой театра Корша, затем Московского драматического и Малого театров.
В 1919-м вместе с мужем Я.Д. Южным она эмигрировала в Германию, где выступала в театре-студии «Синяя птица» (“DerblaueVogel’) в Берлине.
Сохранились театральные фотографии Валентины Аренцвари, но, во-первых, на этих фотографиях она, по всей видимости, в гриме, во-вторых, трудно сказать, в какой степени она была похожа на свою сестру.
У нас есть возможность сравнить портрет из минского собрания с фотографиями Евгении Ивановны Киркальди, а также с двумя другими указанными выше произведениями. По мнению А.К. Быстровой, модель, запечатленная на минском портрете, очень похожа на ее бабушку. Мы разделяем это мнение.
В 1908—1910-х годах Илья Машков создает целую серию портретов. Кроме жены, он часто пишет своих друзей, людей, близких ему по духу, по творчеству. Иногда это его ученики. Три портрета, которые мы предлагаем сравнить, очень близки и по времени создания, и по стилистике.
Яркий фон-декорация, напряженность и насыщенность колорита, декоративность, увлечение восточными мотивами — черты, характерные для работ Машкова этого периода. При сравнении названных картин с фотографиями Киркальди становится очевидным и портретное сходство.
Художник меняет фон, но сохраняет почти неизменным положение фигуры, поворот головы, даже сочетание синего цвета одежды и рыжеватого оттенка волос. Очень похожи строение лица, рисунок бровей, разрез глаз, очертания губ, тип прически с пышными, уложенными волнами волосами.
Сходство очевидно, даже несмотря на нарочитую «размалеванность» лица изображенной и на то, что выглядит она на этих портретах намного старше своих лет. Совсем юная девушка на фотографиях (Евгении Ивановне было тогда всего девятнадцать), на портретах Машкова она предстает перед зрителем солидной дамой.
Женщина всегда хочет увидеть себя преображенной кистью художника, но трудно сказать, нравился ли Евгении Ивановне такой образ.
Тем не менее совершенно ясно, что он импонировал самому Машкову, причем настолько, что портретов Е.И. Киркальди в это время оказывается больше, чем портретов С.С. Аренцвари.
Вероятно, она очень прилежно позировала, а может статься, его в то время привлекал именно такой женский тип.
Исходя из проведенного сравнения, с достаточной долей уверенности можно предположить, что во всех случаях изображено одно и то же лицо — Евгения Ивановна Киркальди. Самый ранний из рассматриваемых портретов относится к 1908 году, следовательно тогда она уже училась в студии, так как нет никаких сведений о том, что их знакомство с Машковым могло произойти при каких-либо иных обстоятельствах.
Автор благодарит Анну Кирилловну Быстрову за предоставленные сведения и фотодокументы из семейного архива.
- См.: Болотина И.С. Илья Машков. М., 1977. С. 291.
- См.: Кировский художественный музей им. В.М. и А.М. Васнецовых. М., 2003. С. 44.
- См.: Русский авангард. Проблемы интерпретации репрезентации. СПб., 1998. С. 42.
- Автор выражает благодарность заведующей отделом русского искусства Национального художественного музея Республики Беларусь Т.А. Резник за предоставленные сведения.
- Болотина И.С. Илья Машков. М., 1977. С. 282.
- Там же. С. 289.
- РГАЛИ. Ф. 680. Оп. 2. Ед. хр. 1922; РГАЛИ. Ф. 2620. Оп. 1. Ед.хр. 1501.
Источник: https://www.tg-m.ru/articles/2-2010-27/model-ili-mashkova
Соломона Шустера вспоминают выставкой избранных работ из его коллекции
Илья Машков. Автопортрет и портрет Петра Кончаловского. 1910. Х., м. 208 х 270
Второе десятилетие со дня смерти известного коллекционера Соломона Абрамовича Шустера (1934–1995) галерея «Наши художники» отмечает выставкой со скромным названием Шустер. Коллекция и с роскошной подборкой из трех десятков произведений живописи.
В нее вошли картины не только Машкова, Кончаловского, Фалька, Лентулова, Осмеркина, Куприна (участников объединения «Бубновый валет») и мастеров «Голубой розы» Сарьяна и Кузнецова, но и таких значимых художников, как Григорьев, Чупятов, Альтман и Нивинский, без которых панорама первых трех десятилетий XX века была бы неполной.
У Шустера была врожденная «болезнь коллекционирования»: этим эстетическим недугом страдали также его дед и отец. Отец собирал старых мастеров, после его смерти значительную часть коллекции сын передал Эрмитажу.
О Соломоне Шустере можно было бы сказать в том же духе, в каком отшучивался Чехов: «Медицина — моя законная жена, а литература — любовница».
У Шустера, ученика знаменитых кинематографистов Григория Рошаля и Григория Козинцева, благоверной была режиссура, а пассией — коллекция живописи.
Этой «жене» он частенько врал, что поехал выбирать натуру для фильма, а сам ходил по антикварным магазинам и адресам продавцов вещей; бывало, он говорил, что работает над сценарием, а на самом деле писал статьи о художниках своей коллекции (по второму образованию он был искусствоведом).
К «любовнице» у него были жесткие требования: она должна была быть эффектной, даже несколько экстравагантной, но без аффектации.
Он ее такую и нашел на том перекрестке русского авангарда и модернизма 1910–1920-х годов, где встречались «бубновые», футуристы, «голуборозовцы» и поздние мирискусники.
И при этом проходил мимо Малевича, Кандинского: абстракция ему ничего не говорила.
Шустер унаследовал не только фамильный статус коллекционера, но и старые связи с художниками — мастерские Кузнецова и Сарьяна были для него всегда открыты, успел подружиться с Фальком. Однако главными его инструментами в собирательском деле были информированность, обаяние и напористость.
У вдовы Машкова ему удалось заполучить этапную для художника и для искусства авангарда картину Автопортрет и портрет Петра Кончаловского (1910). Впрочем, ноша оказалась чрезмерной даже для его собрания — спустя 15 лет полотно размером 2 x 3 м было уступлено Русскому музею и стало хитом нынешней выставки.
Практически каждая вторая или третья вещь в шустеровском собрании хрестоматийная.
Как полутораметровый фриз Кирилла Зданевича Оркестровый автопортрет (1910-е), где в футуристической арабеске переплелись портреты друзей-художников Гудиашвили, Кара-Дервиша, Ильи Зданевича, Кручёных и самого автора.
Или как лубочный холст Мир, торжество, освобождение Лентулова (1917). Своего Пиросмани (Портрет Ильи Зданевича, 1913) Шустер как бы каталогизировал в одном из эпизодов фильма о музейщике Всегда со мною (1979).
Без Фальков и Кузнецовых от Шустера не могла бы обойтись ни одна полноценная ретроспектива этих мастеров.
Рассказ же об удачливом собирателе, на которого равнялись, не был бы увлекательным без комментариев его коллег по цеху — к выставке галерея выпустила каталог с воспоминаниями московских и петербургских коллекционеров.
Источник: http://www.theartnewspaper.ru/posts/2416/